Сказание о страннике - [170]

— Все верно, — согласился Катти. — Просто так его не переубедишь.

— И что же нам делать? — спросил Болдх. — Убить его? Или тогда Весы повернутся против нас?

— Мы избегаем убийств, — признался Лесовик, — хотя, честно говоря, я бы с удовольствием скормил Освиу земле. «Новая жизнь берет начало в смерти», — так у нас говорят. Мы чтим грибы, что растут на трухе мёртвых деревьев, чтим кровь убитых нами животных. Они же спят с телами своих жертв, делают пудинг на их крови и лакомятся личинками с разлагающейся плоти. Кардинал Салот с его кровавым братством взял все, что свято для торок, и извратил до неузнаваемости.

— Все это, конечно, очень интересно, — высказался Финвольд, — но неужели ты и вправду думаешь, что мы можем вот так просто пойти и как-то повлиять на наших приятелей-некрофилов? Или ты будешь здесь болтать, пока не заговоришь их до смерти?

Лицо Лесовика исказилось от гнева.

— Как смеешь ты насмехаться над всем, что мне дорого! Как ты смеешь! А ведь в Нордвозе ты мою магию не высмеивал: что ни полночь — шасть ко мне в лес. Что-то я не припомню, чтобы ты хоть раз погнушался принять помощь от служителей Эрсы.

«О чем это он?» — подумал Болдх и навострил уши. Остальные также замерли в замешательстве, переводя взгляд с Лесовика на Финвольда.

— Лесовик... — пробормотал Несущий Свет.

— Что Лесовик? Лицемер ты. Слишком долго я тебя прикрывал. Ишь как заговорил! Как вернемся в Нордвоз, сам будешь свои земляные кристаллы добывать — и порошки, и всякую всячину для своих странных опытов.

Все выглядели удивленными, кроме Эппы:

— Это правда, Финвольд? Ты это что ж, опять за старое принялся?

— Ещё как, — ответил за притихшего жреца Лесовик. — Только не говори, что ты об этом не знал!

— О чем вы? — перебил Нибулус, потеряв нить.

Эппа вздохнул, в голосе его слышалась грусть и разочарование.

— Можно увезти алхимика из Кваладмира, — сказал он как бы самому себе, — но алхимия останется у него в сердце. Верно, Нипа?

— Нипа? — опешил Нибулус. — Финвольд, ты что-то от нас скрываешь?

— Скрываю, как и любая живая душа в Линдормине, — отрезал Финвольд. И добавил неохотно: — Нипа — мое старое имя. Нипа Глемп. Я оставил его — вместе с прежней жизнью — ещё в Кваладмире, покидая этот лоскутный город.

— Значит, тебя зовут не Финвольд?

— Финвольдом я стал двенадцать лет тому назад, когда меня обратил Эппа. В знак моей веры...

— Значит, сперва ты был алхимиком? — с подозрением спросил Нибулус. Он не знал, что и думать, ведь прежде его друг ни разу об этом не упоминал.

— Всего лишь учеником, — ответил Финвольд. — У жалкого подобия человека по имени Пашта-Мэйва.

— И ты тайком пробирался к Лесовику за кристаллами, порошками и всякой всячиной?

— Для моих заклинаний, — принялся оправдываться Финвольд, — нужны кое-какие вещества, которых не найти на рынке в Нордвозе. Вроде тех, что я употребил для стены огня — помните, она спасла нас от верной гибели в Синих горах? Есть много приемов, которые разрешено использовать служителям владыки Куны.

Требовалось делать выбор — причем быстро. Пеладан выступил вперед и вонзил меч в землю перед собой.

— Решения здесь принимаю я, — объявил он, — как скажу, так и будет. Я не поведу семь человек против четырнадцати — особенно, если среди этих семерых почти нет воинов, — пока не буду уверен в вашей полной поддержке. Я считаю, что дружный отряд — сильный отряд, а чтобы одолеть врага, нам придется стать сильными. Проголосуем: будем драться и вернем себе честь и меч, или подожмем хвосты, как свора шелудивых псов?

Если сын Артибулуса когда-то лелеял мечту стать оратором, подумал Катти, может, и к лучшему, что из него вышел воин.

— Чего уж там, я за хвосты, — беззаботно заявил он.

— Согласен! — поддержал Эппа. — Люблю собак.

Лесовик уже высказался. Против выступили Нибулус и Паулус, рвавшиеся в бой, и, разумеется, Финвольд, который не собирался уходить без Сполоха. Поэтому решающий голос достался самому последнему, Болдху, и он не стал терять времени даром.

— По-моему, — задумчиво начал он, — всё, что мы можем противопоставить их перевесу в оружии, — наш перевес в магии.

Нибулус нахмурился. Эппа, Финвольд и Лесовик просияли, оттого что Болдх, наконец, отдал им должное.

— И прежде чем я проголосую, я хотел бы послушать их богов.

Так, в зарослях бука и ясеня на северном краю лесов Великандии, началось состязание богов. Три чародея принялись гадать.

Эппа поднял лицо к небесам, закрыл глаза и сосредоточился. Он шептал молитвы сухими губами, пока в глазах его не заблестели слезы.

Финвольд предпочёл действовать не так прямо. Он вытащил тонкую серебряную цепочку с крохотным кристаллом и запел звонким голосом так, что задрожал воздух. Это было приятное пение, но предназначенное лишь для того, чтобы гадальный кристалл заработал. От обнаруживающего заклятия Финвольда тот стал наклоняться, указывая в сторону, где находился Сполох.

А приземленный как всегда Лесовик точным движением карманного ножа рассек ладонь Болдха и теперь внимательно следил за тем, как кровь стекает на землю.

— Когда кровь смешивается с элементами, в прошлом, настоящем и будущем многое можно разглядеть, — объявил он, всматриваясь в место, где капельки Болдховой крови окропили почву. Шаман завел негромкий напев, похожий на жужжание пчелы над наперстянкой; и когда сознание Лесовика устремилось к мирам, закрытым для обычного человека, веки шамана затрепетали.