Сказ про невероятных лесных жителей и Клеща-Вруна - [9]

Но всякая мокрица хочет летать, как птица, и Жаба, выпучив глазки на Ёжика, принялась важно надувать щёки. Её слизкий лоб сморщился в гармошку, и она монотонно заквакала про некие инструкции, выпущенные Клещом-Вруном, и запрещающие строительство дома Ёжиком.

- Да что за глупости?! - улыбнулся Ёжик, - Вот же на вашем плане это место разрешено для строительства.

- Ну и что? - скучно зевнула жаба, - Укваааааз!

- Что ещё за указ? Покажите, пожалуйста! - опешил Ёжик.

Жаба нехотя оторвала взгляд от зумы на экране из бука, спрыгнула с кресла на перепончатые лапки, вальяжно прошлёпала к шкафам, что были до потолка, и долго рылась в загромождённых папками полках. Она недовольно пофыркивала в сторону Ёжика, но наконец, довольно квакнула сама себе, и потянула из высокой стопки на заднем ряду толстенный фолиант в красном переплёте.

- Нате! - протянула она его, еле удерживая - Страница шесссотшейсятшесть.

Сказать по правде, то, что было напечатано в протянутой бумаженции, было изложено таким витиеватым языком, что разобраться было решительно невозможно. А многие слова так и вовсе противоречили одно другому. И если читалось про то, что «разрешается только», так тут же стояло «не разрешается никак». А в конце страницы Ёжик упёрся в огромную жирную фразу: «Не разрешается ничего и никогда, если это не понравится жабе, предъявившей сию бумажку». и на надписи этой стояло столько грозных печатей, что даже сама Жаба их немного побаивалась.

Ёжик был ошеломлён.

- Ничего не понимаю, вы можете мне разъяснить? Я же ничего особенного не прошу! - сказал он сдержанно.

Щёки жабы надулись ещё важнее, и сама она от распираемой важности стала ещё толще.

- Да что же тут непонятного? Вот же, общелесным языком написано: « Если какая-либо возможность не продиктована первейшей надобностью тех условий, в которых невозможно осуществление никаких возможностей, следует считать такую возможность невозможной» - гордо проквакала жаба, - Вам, надеюсь, всё понятно?

И тут жаба посмотрела на Ёжика из-подо лба таким пренебрежительным тоном (в этом месте твой учитель языка сразу сказал бы, что у взгляда не бывает тона), что Ёжик почувствовал себя ничтожным и глупым котёнком, только что нашкодившим в углу. Жаба уселась на место победоносно и в то же время буднично, с видом, будто она только что выиграла очередное сражение между великими армиями, и делала это каждый рабочий день, ещё до полдника.

Всё, что понял Ёжик из этого сумасшествия - это то, что полководец жаба и есть единственная причина отказа. Видимо, он ей не понравился с порога, потому что стоял перед ней нагло и целенаправленно, да ещё и смел чего-то требовать, словно от слуги.

«Стоп! Так ведь это же и есть место слуги!» - промелькнуло в голове Ёжика, и он вытер вспотевший лоб платочком, как все культурные ёжики.

« Но может быть, я себе это только надумал, а вся причина в другом? - размышлял в эту минуту Ёжик, - Например, в том, что жаба на ночь объелась мошками, и внутри у неё теперь всё урчало и ворчало, она злилась на это, и потому выплеснула недовольство животиком на первого встречного?»

Но выглядели эти мысли диковато, потому что объевшийся животик ещё не повод кого-то обижать. Особенно, если ты на службе, и твоё решение может поломать чью-то судьбу.

Однако чем дольше Ёжик наблюдал за неторопливой жабой, тем яснее ему становилось, что та далеко не впервые небрежно квакает «Квваааа-низззяяааааа!», и ей это попросту нравится. А наказывать её, видимо, некому.

В её кваканье слышались сплошные нелепицы, и Ёжик раздражено заметил: «Это же надо придумать такие дурные указы, в которых чтобы разобраться, сам чёрт голову сломит. А каждое слово может перевернуть с ног на голову любой проходимец! Я буду на Вас жаловаться!»

- Кваааа!...Да хоть тыыыысячу раз! - протянула Жаба, и лениво расплылась на своём маленьком троне.

«А теперь выйдете вон, и не мешайте работать!» - сухо закончила она, потянувшись в дорогую, сшитую из крыльев майских жуков, сумочку. Оттуда она достала зелёное зеркальце, и полюбовалась на то, как воинственно прекрасно выглядит.

- Ра... Рабооооотать? - полезли у Ёжика глаза на лоб от удивления

- Выйдите, или я вызову охрану, - как отрезала квакушка.

- А!..О!..Охрану?!! На меня?!! Вы совсем припухли?! - Ёжику от возмущения чуть не перебило дыхание. - А кого же здесь охранять, позвольте спросить?! И от кого?! Вы, кажется, забываетесь! Я буду жаловаться, имейте ввиду!

И Ёжик выскочил, хлопнув дверью.

«Нет, ну какая наглость! Видите ли, нельзя и всё тут! Ещё и охраной пугала!» - он был вне себя от ярости.

Чего он пока не понимал, так это то, что Клещ-Врун приучил своих наместников тому же, что усвоил сам: чувствовать себя нужно не лесным слугой, а повелителем лесных жителей. И каждый, даже самый мелкий наместник самого захолустного райончика, теперь требовал от местных обитателей отношения к себе такого же, как у холопа к вельможе. Он видел себя вершителем судеб, наделённым правом карать или миловать, и распоряжаться вверенным хозяйством как ему взбредёт в голову. И если бы Ёжик с Лучиком выбрали другое место для фундамента дома, нерадивый слуга нарыл бы в своих папках ещё пятьсот причин для нового отказа.