Сказ о пути - [23]

Этот голос уже не был безликим. Он обрел лицо, плоть. Память услужливо подставляла нужные детали: мальчишечий (или птичий?) хохолок волос на макушке, длинные нежные пальцы, загорелый изгиб шеи. И впервые ему не захотелось покидать этот сон, прежде столь тягостный. Страстно хотелось иного — выбраться из тисков неподвижности, шевельнуть сначала рукой, а потом приподняться всем туловищем, встать с постылой кровати. Открыть глаза, заговорить. Увидеть герань на подоконнике, ошеломленное лицо Лели, обнять ее — чья жалобная речь перешла уже во всхлипы, детские, обиженные… Взъерошить короткие волосы. Утешить. А потом… Что будет потом, он не представлял. Но отчего-то был уверен, что найдет, чем себя там занять.

Темный мир. Лабиринт

— Слушай, давай уйдем отсюда прямо сейчас, не будем задерживаться!

Наки настроженно озиралась по сторонам. Дийк склонен был с ней согласиться: чем раньше они покинут это место, тем лучше. Крайне редко при перемещении в другой мир он оказывался в замкнутом помещении — сейчас было именно так. Они стояли по щиколотку в мутной холодной воде туннеля или коридора, стены которого пульсировали нездоровым зеленоватым светом. С потолка капало, запах вокруг стоял премерзкий.

— Отсюда никак, — отозвался промир, кивнув под ноги. — Надо найти местечко посуше!

— Ну, тогда давай найдем его побыстрее! И вообще, мне кажется, это самовнушение. На самом деле ты можешь проходить без всяких дурацких меловых кругов.

— Я пробовал — не получается. Куда погребем: вправо? Влево?

— А есть существенная разница? — фыркнула девочка.

Она решительно двинулась вправо. Гоа, стараясь поджимать все четыре лапы, чтобы поменьше окунать их в дурно пахнувшую жидкость — что выглядело на редкость забавно, засеменил следом.

— Я тебя еле добудилась нынче, — на ходу заговорила Наки. — Даже испугалась: а вдруг ты умер?

— У меня бывают странные сны. Я попадаю в один и тот же мир, очень похожий на реальный. И мне не хочется из него возвращаться.

— Там так хорошо? Этот мир похож на Алуно?

Дийк представил палату цвета топленого молока, герань и паутину проводов.

— Нет, нисколько. Этому миру далеко до Алуно. Там всё обыденно и даже скучно. Но там присутствует один человек, рядом с которым мне хотелось бы быть. — Помолчав, он уточнил: — Девушка. Ее зовут Леля. Она очень одинока и нуждается во мне. Только в этом сне я абсолютно беспомощен, даже пошевелиться не могу.

— Точно — влюбился, — заключила Наки. В голосе ее прозвучали нотки то ли ревности, то ли обиды.

— Не бери в голову, малышка! Разве я могу бросить свою юную спутницу и проводницу? — Догнав ее, промир ласково потрепал по плечу, но она сердито сбросила его руку.

— Вполне можешь бросить! Как бросал всех прежних своих… проводниц.

— А прежних не было.

— Врешь!

— Честно. Я ведь и помню одни пейзажи, а не людей, потому что не было никого рядом. Постой-постой… — Он приостановился, удивленный пришедшим соображением. — С тех пор как я с тобой, что-то во мне поменялось. Когда рассказывал Привратнику о том, что видел, так и подмывало поведать о Покровителе, мастерящем из людских душ ценные безделушки, о простеньком способе сотворить рай собственными руками. Сдержался лишь, чтобы не нарушать общего идиллического настроя. Черт побери! Уже не только пейзажи. Вот что ты, оказывается, со мной сотворила, вздорная девчонка.

— Начинаешь немножко походить на человека, только и всего!..

Туннель между тем вывел к обширной пещере, столь же мокрой, бледно-зеленой и отвратной на вид. В центре ее кружилось, подымая и опуская руки и бормоча, существо, отдаленно напоминавшее человека.

Дийк окликнул его, и тот, замерев на месте и постояв в молчании, присел и на полусогнутых ногах заковылял в их сторону.

Абориген был худ и оборван. Вся нижняя часть лица заросла всклокоченной бородой, в которой висели запутавшиеся камушки и комки грязи. Рот был приоткрыт, с нижней губы тянулась мутная нить слюны, а глаза были совершенно безумными: радужки ни на миг не оставались в покое, хаотично мечась между век. Тщедушное тело сотрясала дрожь.

— Уважаемый, не подскажешь, как можно выбраться на поверхность?

Промир не рассчитывал на внятный ответ. На всякий случай он выступил вперед и заслонил собой девочку. Гоа тоже приготовился к атаке, припав на передние лапы и вздернув в оскале верхнюю губу.

— Мыши, мыши с человеческими лицами… мыши, которые едят людей, и жуки, выползающие из пустых обглоданных глазниц… — Незнакомец бормотал очень тихо, и приходилось напрягать слух, чтобы разобрать торопливые слова. — Зал раздора, зал ненависти, галерея страха… Акана, моя бедная Акана, прости меня, я не мог, не мог удержаться… Ты осталась там, и сквозь твои кости прорастают водоросли, а зубы, твои драгоценные зубы поделили между собой обитатели преисподней… Волосы, твои волосы, они мстят мне… они душат меня, прорастают внутрь, в утробу…

— Пойдем отсюда!

Дийк заметил еще один коридор, выходящий из пещеры, и потянул за собой девочку. Он пятился задом, не выпуская из поля зрения безумца — мало ли, что может придти ему в голову. А тот внезапно завизжал и кинулся им под ноги, взметнув веер мутных брызг: