Все в испуге шарахнулись в сторону.
— Где? Когда? Что мелешь? — заговорили кругом через минуту.
Дьяк уже оправился и приготовился к рассказу.
Горло бы промочить, сказал он, смотря на Ермила.
— Пей! — ответил тот, выставив ему целую кружку водки.
Дьяк отпил с добрую половину, крякнул и начал рассказывать:
— Идем мы, и вдруг этого немчина оконце! Мы и заглянь! А там — с нами сила Господня! — немчин-то на лютне играет таково жалостливо, а мертвец стоит перед ним головой помахивает, в ладоши плескает и ногами шевелит, а потом как захохочет и огонь погас!
— С нами крестная сила! — крестились пьяницы.
Дьяк сразу почуял, что от своего рассказа он не мало выгоды иметь может, и пошел с ним их кабака в кабак. И действительно, никто не жалел для него водки и всякий торопился угостить его, лишь бы послушать рассказ про немчина-кудесника.
На другой день дьяк разузнал, как зовут этого немца, и уже не скупился на подробности. Теперь уже не один скелет плясал под музыку немца, а целая толпа мертвецов выплясывала срамные пляски.
Нелепый слух пошел по Москве: из кабака на улицу, по торговым рядам, из рядов в дома и хоромы, в терема и палаты и дошел до самого царя.
Тот обмер от страха и тотчас призвал к себе боярина Нашокина, который сидел в разбойном приказе:
— Возьми мне этого немчина, приказал он, — и узнай доподлинно, как он с черной силой знается. Узнав — донеси.
Боярин земно поклонился царю и тотчас отрядил стрельцов с приставом к главе, чтобы они схватили и привели к нему немчина, Эдуарда Штрассе.
Эдуард Штрассе сидел в своей комнате и старательно приготовлял мазь из трав, Каролина, весело напевая, хлопотала на кухне, а Миша сидя на полу, стругал дощечку, как вдруг на улице раздались громкие крики, послышался шум, какое-то сметенье, и толпа людей остановилась у домика Штрассе.
— Сюда! — послышались голоса. — Ну, с молитвою Божией! Ребята, не робей! С нами Бог!
В комнату вбежала побледневшая Каролина, Штрассе вскочил на ноги.
— Стрельцы к нам! — закричала Каролина.
— Спрячь покуда Мишу! — приказал Штрассе, стараясь казаться спокойным.
— Миша, бежим!
Каролина схватила Мишу за руку, и в ту же минуту с грохотом распахнулись двери. В дверях нерешительно остановился толстый пристав, за ним виднелись стрельцы.
— Ты есть колдун и ворожей, немчин Штрассе? — спросил, дрожа от волнения, пристав.
— Я, — ответил Штрассе, — только я цирюльник, а не колдун.
— Молчи! — закричал расхрабрившись пристав, — тебя велено взять и в при…
Пристав не окончил фразы и попятился назад бормоча:
— С нами крестная сила!
Взгляд его упал на скелет, которого он не заметил ранее, и ему показалось, что скелет смеется.
— Убери эту нечисть! — закричал он, — мигом убери!
— Это скелет! — ответил Штрассе, — он мертвый, одни кости.
Он подошел и поднял костяную руку скелета.
— Убери! — завопил в страхе пристав. Штрассе засмеялся и закрыл скелет занавеской.
Пристав тяжело перевел дух.
— По цареву приказу, берите его! — приказал он стрельцам, отодвигаясь в сторону.
Стрельцы дружно бросились на Штрассе.
— За что? Что я делал? — закричал бедный немец.
— Ужо в приказе узнаешь! — отвечали стрельцы, быстро скручивая ему руки.
— За колдовство! — сказал пристав.
— Я? Колдун?!
— Иди, иди! — и стрельцы поволокли его на двор.
В эту минуту выбежала Каролина и бросилась к своему брату.
— Брат мой! Эди! — закричала она, — за что они тебя взяли? Куда?
— Отойди! — грубо сказал стрелец, толкая ее в грудь.
Она пошатнулась.
— Куда вы его ведете?
— В приказ! — ответил по-немецки ей Штрассе. — Меня обвиняют в колдовстве.
— Это безумие!
— Прочь! — закричал в ярости стрелец, которого она ухватила за рукав, и ударил ее. Она упала без чувств.
Стрельцы окружили Штрассе и повели его с собой.
Все население слободы наполнило дом бедного Штрассе, сожалея о нем и Каролине.
Ее привели в чувство и окружили заботливой внимательностью.
— А ты не можешь оставаться тут, — сказали ей соседи, — мы тебя спрячем.
— А Миша?
— И его! Где он?
Миша дрожал от страха и с плачем прижался к Каролине. Она обняла его и зарыдала.
— Миша! Милый мальчик! Нашего Эди взяли в приказ! — произнесла она сквозь слезы, — мучить будут.
Миша вдруг словно понял ее горе.
— Найди моего батьку, — сказал он твердо, — и он его вызволит!
Немцы с умилением улыбнулись.
— О! — сказал булочник, — надо немного поискать его фатер!…
В смутное время, когда русские бились с ворами, поляками, казаками, у князя Теряева-Распояхина был закадычный друг и крестовый брат, боярин Терехов-Багрев. Вместе они сломали все походы, бились с ним рядом плечо о плечо и не раз спасали друг друга от смертельной опасности.
Дружба спаяла их, как два звена одной цепи, и чтобы закрепить ее и на будущее время, они торжественно поклялись породнить детей своих.
Так и случилось. У князя был сын Миша, у боярина родилась дочка, и, когда им исполнилось по четыре гола, родители обручили их, согласно обычаям того времени.
И теперь князь не мог не отписать Багреву о том несчастии, которое постигло его.
Боярин жил в Рязани, и туда поскакал посланный от князя гонец с печальной вестью.
Совершенно противоположный по характеру князю, боярин Терехов-Багрев, едва окончилась война, взял свою молодую жену, уехал в Рязань, отстроился и вдали от мирских дел и почестей зажил тихой жизнью степенного семьянина, издали следя за успехами князя и радуясь за него.
