Скарамуш - [15]

У лесов собора, строительство которого началось год назад, собралась шумная толпа. Не задерживаясь, Андре-Луи миновал её и вскоре подошёл к красивому дворцу в итальянском стиле — одному из немногих общественных зданий, уцелевших во время пожара, шестьдесят лет назад уничтожившего большую часть города.

Он с трудом пробился в большой зал, известный под названием «Зал пропавших шагов», где ему пришлось дожидаться не менее получаса, прежде чем служитель соблаговолил доложить божеству, главенствующему в этом храме, что какой-то адвокат из Гаврийяка просит аудиенции по важному делу.

Тот факт, что божество вообще снизошло принять Андре-Луи, скорее всего объяснялся серьёзностью момента. Наконец его по широкой каменной лестнице ввели в просторную, скудно обставленную приёмную, где он присоединился к толпе клиентов, главным образом мужчин.

Там он провёл ещё полчаса, посвятив их размышлениям над тем, как наилучшим образом подать свой иск. Размышления привели его к неутешительному выводу: дело, которое он собирался представить на рассмотрение человеку, чьи взгляды на мораль и законность целиком определялись его общественным положением, имело мало шансов на успех.

Через узкую, но массивную и богато украшенную дверь он вошёл в прекрасную светлую комнату с таким количеством золочёной, обитой шёлком мебели, что её вполне хватило бы для будуара модной дамы.

Для божества, обитавшего в этой комнате, обстановка была весьма обычной, что же касается самого королевского прокурора, то его персона, по крайней мере, на взгляд человека ординарного — была далеко не обычна. В дальнем конце комнаты, справа от одного из высоких, выходивших во внутренний двор окон, за письменным столом с откидной крышкой, отделанной бронзой и фарфоровыми вставками, расписанными Ватто[21], сидела величественная персона. Над пурпурным облачением с горящим на груди орденом и волнами кружев, в которых, как капли воды, сверкали бриллианты, словно диковинный фрукт, покоилась массивная пудреная голова господина де Ледигьера. Она была откинута назад и, нахмурясь, выжидательно взирала на посетителя с таким высокомерием, что Андре-Луи задал себе вопрос — не следует ли преклонить колени?

При виде худощавого длиннолицего молодого человека со впалыми щёками, прямыми длинными волосами, одетого в коричневый редингот[22], жёлтые панталоны из лосиной кожи и высокие, забрызганные грязью сапоги, величественная особа ещё больше нахмурилась, и её густые чёрные брови над большим ястребиным носом сошлись в сплошную линию.

— Вы заявили о себе как об адвокате из Гаврийяка, имеющем сделать важное сообщение, — грозно прогремело из-за стола.

То был властный приказ изложить сообщение, не отнимая зря драгоценного времени королевского прокурора. Господин де Ледигьер имел все основания полагать, что его персона производит на посетителей неотразимое впечатление, поскольку за время своего пребывания в должности видел, как многие бедняги пугались до потери сознания при одном звуке его громоподобного голоса.

Он ожидал, что то же самое произойдёт и с молодым адвокатом из Гаврийяка. Но напрасно.

Андре-Луи нашёл, что королевский прокурор смешон и нелеп. Он знал, что под претенциозностью всегда скрываются слабость и никчёмность, а сейчас перед ним было само воплощение претенциозности. Она читалась в этой надменной манере держать голову, в этом нахмуренном челе, в тоне этого рокочущего голоса. Как ни трудно выглядеть героем в глазах слуги[23], который видывал своего господина без доспехов победителя, — ещё сложнее выглядеть героем в глазах исследователя Человека, который видит то, что скрывается под доспехами, хотя и в ином смысле.

Андре-Луи решительно подошёл к столу, в чём господин де Ледигьер усмотрел откровенную дерзость.

— Вы — прокурор его величества в Бретани, — сказал молодой человек, и надменному вершителю судеб показалось, что проситель проявил непростительную наглость, обратившись к нему, как к равному. — Вы отправляете королевское правосудие в этой провинции.

На красивом лице под густо напудренным париком отразилось удивление.

— Ваше дело касается какого-нибудь возмутительного акта неповиновения со стороны черни?

— Нет, сударь.

Чёрные брови поползли вверх.

— В таком случае, за каким дьяволом вы бесцеремонно вторгаетесь ко мне в то самое время, когда только эти срочные и постыдные дела требуют всего моего внимания?!

— Меня привело к вам дело не менее срочное и не менее постыдное.

— Ему придётся подождать! — гневно прогремел великий человек и, взметнув облако кружев, протянул руку к серебряному колокольчику.

— Одну минуту, сударь!

Тон Андре-Луи не допускал возражений, и рука де Ледигьера, изумлённого его бесстыдством, застыла в воздухе.

— Я изложу дело предельно кратко.

— Я, кажется, уже сказал, что…

— И когда вы меня выслушаете, — настойчиво продолжал Андре-Луи, прерывая прервавшего его, — то согласитесь с моей оценкой.

Господин де Ледигьер сурово посмотрел на молодого человека.

— Ваше имя? — спросил он.

— Андре-Луи Моро.

— Так вот, Андре-Луи Моро, если вы сумеете коротко изложить своё дело, я выслушаю вас. Но предупреждаю, я очень рассержусь, если вам не удастся оправдать дерзкую настойчивость, проявленную в такой неподходящий момент.