Скандинавия с черного хода. Записки разведчика: от серьезного до курьезного - [37]

…В феврале 1996 года я летел в краткосрочную командировку в Стокгольм. По пути в шведскую столицу самолет сделал посадку в Каструпе и взял на борт пассажиров из Копенгагена. Рядом со мной оказались гимназисты старших классов, направлявшиеся в качестве туристов в Россию. Я заговорил с одним мальчиком и стал расспрашивать его о том, чем живет современная датская молодежь, что происходит в Дании и что их интересует в Москве. Гимназист оказался достаточно подготовленным молодым человеком и бойко отвечал на мои вопросы. Когда я его спросил о Партии прогресса и Могенсе Глиструпе, он сказал, что такого политического деятеля не знает…

А я до сих пор ощущаю на своей ладони липкое прикосновение пухленькой ручки Могенса Глиструпа, короля блефа и демагогии, которого я удостоился на одной из политических тусовок Копенгагена. Бр-р-р!

…Самым крупным при мне политическим событием, повлиявшим на обстановку в стране, был референдум по вопросу вступления Дании в Общий рынок — тогда ЕЭС. Если можно вообще сравнивать датчан с нами, то можно отметить, что они в 1971—1972 годах были взбудоражены этим событием не менее, чем русские распадом СССР. В течение года самой главной темой для разговоров было присоединение Дании к Европе. Это было на устах у всех — от премьера и руководителя партии до рабочего «Бурмайстер ог Вайна» и домашней хозяйки.

Население раскололось на два противостоящих лагеря, которые усиленно стали обхаживать политики. Копенгаген превратился в сплошной дискуссионный клуб. Буржуазные партии выступали за присоединение к ЕЭС, рабочие и левые — против. Последних поддерживали «прогрессисты» Глиструпа. Многочисленные опросы общественного мнения показывали, что силы у сторонников и противников ЕЭС были примерно равны. Оглядываясь назад, можно сказать, что у противников все-таки превалировали эмоции и элементы политической конъюнктуры, в то время как аргументы сторонников носили более реалистический характер. Дания без объединенной Европы обречена на застойное развитие.

Конечно, членство в Общем рынке предполагало, что датчанам предстоит выдержать сильную конкуренцию, чтобы иметь возможность экспортировать свои товары, — без экспорта страна моментально скатится в пропасть. Вот этого и побаивались социал-демократы и профсоюзы, привыкшие к стабильному развитию и гарантированным социальным выплатам. Как ни странно, но буржуазные партии проводили в данном вопросе более дальновидную политику.

Но первая попытка Дании вступить в ЕЭС не удалась — население с небольшим перевесом проголосовало против. Помнится, накануне дня референдума по пешеходной улице прошла крупная манифестация противников Общего рынка, которую замыкали с десяток молодых парней и девиц, одетых в костюмы Адама и Евы. В руках они несли полотнища с надписями: «Вот какой станет Дания, если вступит в Общий рынок». Полиция нравов не посмела вмешаться в демонстрацию, опасаясь обвинений в политической предвзятости накануне референдума, хотя формальные основания для этого у нее были. Несмотря на свободу нравов, ходить нагишом по улицам никому не дозволено!

Секретарь парткома молодой коммунистке, явившейся на собрание в прозрачной блузке и мини-юбке:

— Ты мне, пожалуйста, Петрова, партийную жизнь не оживляй!

Ну что, может быть, хватит о политике?

Русские в Дании

Русский за границей если не шпион, то дурак.

А. П. Чехов

Не помню кто — кажется, Талейран — сказал примерно следующее: «Жизнь дипломата складывается из общения с иностранными представителями, составления отчетов в свою столицу и контактов со своими соотечественниками. Первое не представляет ему больших хлопот и даже доставляет ему удовольствие, со вторым он более-менее сносно справляется, а вот третье — наиболее сложное и неприятное занятие».

Мои собственные наблюдения, сделанные уже в то, советское время, подтверждают это высказывание. И действительно, на контакты с иностранцами — официальные или неофициальные, частные — дипломат настраивается заранее, он ставит на встречах с ними минимальные, во всяком случае, реальные цели, он знает, чего от них можно ожидать. Мало вероятно, что иностранец — если, конечно, он не действует по заданию контрразведки — приготовит вам сюрприз, а ежели и приготовит, то обернет его в красивую упаковку, и дипломат или разведчик если и будет раздосадован, то вполне оправданно, потому что такие моральные издержки априори заложены в его профессии.

А вот от своих только и жди подвоха. Начальник может договориться с Москвой об изменении твоего статуса не в выгодном для тебя ракурсе или несправедливо оценить результаты твоей работы; посол может затеять интригу, рассчитанную на увольнение твоей жены с работы и трудоустройство на ее место своей протеже; офицер безопасности может заподозрить тебя в нарушении норм поведения за границей и начнет плести вокруг тебя паутину подозрения; коллега может за твоей спиной пустить какую-нибудь сплетню; «друг или подруга семьи» может доверительно предупредить твою жену о том, что тебя видели веселым в обществе каких-то посторонних женщин и т. д. и т. п.

Твои отчеты в Первопрестольную, как правило, подвергаются «тщательному анализу», в основу которого зачастую положен элементарный принцип перестраховки и нежелания брать на себя ответственность. За каждым шагом сотрудника резидентуры работникам Центра чудится провокация противника. Слов нет, Центр располагает более широкими возможностями оценить и перепроверить то или иное действие загранаппарата, предупредить слишком беспечного оперработника от опрометчивых поступков, но уж слишком часто он злоупотреблял этими возможностями в ущерб здравому смыслу и оправданному в шпионском деле риску.