Скандальная связь - [64]

А потом я сажусь на дилижанс до Норфолка. Дорога долгая, и у меня предостаточно времени для размышлений. Я искренне радуюсь, прибыв на знакомый перекресток. Ветер скользит по заболоченным лугам, колышется море травы, над головой порхают жаворонки. Одинокое дерево, будто выгравированное на фоне неба, поражает особенной красотой.

Впереди я вижу знакомые фигуры: это Шарлотта и ее сыновья. Позади идет служанка, наверное, няня, с маленькой Гарриет на руках.

— Софи, моя дорогая! Шарлотта обнимает меня, а мальчишки скачут вокруг, беспрестанно спрашивая, привезла ли я им подарки. — Надеюсь, дорога не очень тебя утомила? Если хочешь, я пошлю Марту за двуколкой.

— Нет, не нужно. Я засиделась в дилижансе и хочу размяться. Как оранжерея?

— Шикарная. Джон разбил одно стекло мячом для крикета, и я думала, Шад с него шкуру спустит. — Она берет меня под руку. — Амелия все так же дуется? Ума не приложу, что с ней делать. А Шад подумывает отправить ее в Лондон, к своей великосветской львице-сестре, на сезон.

Я беру Гарриет на руки, чтобы нянька могла нести мой чемодан, и несу ее к дому. Мы с трудом отговариваем мальчиков от купания в утином пруду. Джон, который на время отсутствия Амелии взялся присматривать за птичником, машет нам рукой. На другой его руке — корзинка, полная яиц.

Мы входим в окруженный хозяйственными постройками мощеный двор сбоку от дома (мы не придерживаемся формальностей и потому выбираем боковую дверь, а не парадную). Там нас встречает лакей Марк. Он нацепил свой самый большой крюк и, кажется, командует Лукой и Мэтью, которые перетаскивают какой-то громоздкий кусок резного дерева.

Распахнув ближайшую дверь (это оказывается дверь маслобойни), он вталкивает товарищей вместе с ношей внутрь. Оттуда доносятся глухие удары и вскрики, которые свидетельствуют о том, что Мэтью и Лука повстречались с какими-то препятствиями. Возмущенно вопит женщина.

— Что они там делают?

Шарлотта пожимает плечами:

— По-моему, Шад попросил их перетащить кое-какую рухлядь с чердака.

— На маслобойню? — Я бросаю взгляд на Марка, который стоит у двери, расставив руки так, будто мы в любой момент можем ринуться на штурм, а ему нужно удержать свою позицию любой ценой. Внутри кто-то орет, что эти неуклюжие олухи сейчас испоганят все масло.

— Странно, — бормочет Шарлотта.

— Вы что-то замышляете. А почему в доме управляющего топится камин? — Я вижу вьющийся над трубой дымок. — Гарри разве здесь?

— Да нет же, нет! Он в Лондоне. Да, у себя в гостинице. — Он произносит это с таким нажимом… Хорошо, что ей никогда не придется зарабатывать на жизнь игрой на сцене.

Я передаю Гарриет матери и решительно подхожу к двери. Я громко стучусь, но не получаю ответа. Я открываю дверь.

Я никогда прежде не бывала в доме Гарри и потому осматриваюсь с огромным любопытством. Кажется, тут убирали, потому что вся мебель сгружена в один угол комнаты, которая служит одновременно и кухней, и гостиной, а спальня абсолютно пуста.

Но вещи Гарри все еще здесь: на каминной полке мерно тикают часы, я вижу несколько книг, перо и чернильницу на небольшом столике, придвинутом к стене. С потолка свешиваются пучки сушеных трав, а в камине на треноге стоит чайник, он шипит, и от него поднимается парок. Его второй сюртук, тот самый, что чуть-чуть велик, подарок Шада, висит на крючке на двери в спальню. Я прижимаюсь к шерстяному сукну лицом, провожу щекой по шелковой подкладке… Жаль, что эта вещь не сохранила тепло его тела.

Спальня с простыми белеными стенами и надраенным полом выглядит аскетично. Маленькое окошко с толстым старинным стеклом выходит на зеленые луга. А на подоконнике, словно отражая эту текучую, размытую зелень, лежит осколок стекла, любовно оглаженный неведомыми штормами. Волшебный.

Я выхожу из домика и направляюсь к маслобойне, где Марк все еще стоит на страже, а молочница продолжает на чем свет стоит бранить незваных гостей.

— Убери отсюда ногу, ты все испортил!

— Молли, да не волнуйся ты так, это ж не настоящая нога.

— Ты издеваешься, балбес? Кухарка с тебя шкуру заживо спустит.

Снова слышатся звуки ударов, потом — звон разбитой посуды.

Марк плотнее прижимается к двери. Крюк его уже порядочно ушел в глубь косяка.

— Я знаю, чем вы заняты, — говорю я. — И я знаю, что вы мне не скажете, где мистер Бишоп, хотя осмелюсь предположить, он где-то поблизости. Только не надо от меня прятаться. Пожалуйста, продолжайте.

Он кивает с широкой улыбкой — наверное, я сияю так же. С жутким звуком расщепляемого дерева он вытаскивает крюк из косяка.

— Эй, ребята, поехали дальше. Нас раскусили.

 

Гарри

Пора.

Я в последний раз любуюсь оранжереей, прощаюсь со слугами и оставляю указания новому управляющему: советую ему принимать на работу любого отставного моряка, даже если у него недостает умения или какой-то части тела.

Я принимаю приглашение Шада поужинать со всей семьей сегодня вечером, попозже, и возвращаюсь в дом управляющего. Мой преемник, вероятно, поселится тут только через несколько дней, потому что до отъезда в Лондон мне нужно закончить одно дело.

Молли, наша молочница, проходит мимо меня с огромным кувшином сливок. Она делает реверанс, понимающе подмигивает и ухмыляемся, чем портит весь эффект реверанса.