Скандальная связь - [6]

— Полагаю, вы миссис Уоллес?

Я поворачиваюсь и приседаю в реверансе:

— Сэр.

Мистер Бишоп, явившийся из-за одной из скульптур, возможно, чуть-чуть моложе меня, но, конечно, старше Чарли. У него тонкая кость, он худощав и носит очки в золотой оправе. Волосы у него заурядного каштанового цвета, глаза темно-серые, а костюм, кажется, чуточку великоват. Значит, вот он каков, доверенный слуга дядюшки-людоеда. Интересно, что из нашего разговора он слышал?

— Сэр, мне необходимое вами поговорить. Речь идет о моей кровати.

Гарри

Эта коварная соблазнительница опровергает все мои ожидания. Я-то думал увидеть крашеную в рыжий проститутку не первой свежести, хотя нет, я вообще надеялся ее не увидеть, чтобы она уже переметнулась к новому покровителю и тем самым избавила меня от возможности неприятной встречи. На самом же деле миссис Уоллес оказалась изящной молодой особой — разумеется, однако, старше мистера Чарли Фордема. У нее ярко-алые губы (подозреваю, что не только благодаря матушке-природе) и копна темных кудрей, собранных алой лентой. В данный момент ее глаза подозрительно влажные — чувствую, она намеревается апеллировать к лучшим качествам моей натуры или же, если принять во внимание ее первое заявление, к моим низменным инстинктам.

— Мэм, если ваши дела здесь закончены, может, я поймаю для вас извозчика?

— Нет, спасибо, извозчиков я не ем, — улыбается она. — Простите, мистер Бишоп. Это была ужасная шутка. Кровать, сэр. Она моя. У меня есть документы, подтверждающие это. — Держа тонкий палец между сложенными листами, дна сует мне под нос кипу шуршащих бумаг, с которых свисают кроваво-красные печати. — Вот, здесь написано. В этом параграфе завещания говорится, что покойный лорд Рэддинг оставляет кровать мне.

Я читаю соответствующий абзац. Она продолжает придерживать пальцем листок, и это придает моменту странный оттенок интимности. Ну конечно же. Старый развратник лорд Рэддинг отписал кровать со всеми принадлежностями своей любовнице. А ведь она моложе его… ну по меньшей мере на полвека.

— Это очень красивая кровать, — предельно искренне говорит она, складывая завещание. — Хотите взглянуть?

Я уверен — почти уверен, — что под этим предложением она не имеет в виду ничего дурного; кроме того, мне необходимо поговорить с ней, чтобы удостовериться, что юный мистер Фордем не давал ей никаких наивных обещаний.

— С большим удовольствием, мэм, — отвечаю я.

— О, сэр, капитель! — восклицает она и взлетает — не подберу другого слова, так быстра она и легка, — по мраморной лестнице. Приставы в этот момент сносят вниз массивные напольные часы. Она ловко уворачивается от этой громадины и хватает мистера Фордема за руку. — Пойдем, надо показать мистеру Бишопу мою кровать и решить, что с ней делать.

Мистер Фордем плетется за ней. Я покашливаю, чтобы привлечь его внимание, и шепчу, тяжело вздыхая:

— Сэр, мне представляется, что будет лучше, если я поговорю с миссис Уоллес наедине. Лорд Шаддерли должен быть уверен, что в дальнейшем она не станет предъявлять вам каких-то претензий.

Он кивает и отпускает ее руку. В этот момент она видится мне брошенной и одинокой, но уже в следующее мгновение миссис Уоллес исчезает за углом, сопровождаемая шорохом муслина.

Я иду за ней.

Я не верю ей ни на йоту.

Другой мебели, кроме кровати, в комнате уже не осталось — голый пол украшают только несколько клочков пыли да маленькая деталь туалета, подозреваю, забытая подвязка. Кровать действительно впечатляет: старинная, огромная, столбики с прихотливой резьбой из листьев и цветов потемнели от времени, полог — из темно-красного шелка. Кровать, созданная для греха.

Миссис Уоллес поднимается по ступенькам, необходимым, чтобы забраться на эту махину, и устраивается на темно-красном покрывале, выставив на мое обозрение лодыжки.

— Мистер Бишоп, вы только взгляните, какая красивая роспись на балдахине! — Она указывает пальцем наверх и похлопывает по кровати ладонью, словно приглашая меня прилечь рядом.

Я делаю шаг вперед и заглядываю под балдахин, мельком обозреваю изображение толстомясых богов и богинь. Они скачут и так и эдак, и крошечные облачка едва-едва прикрывают их богатые телеса, а вокруг порхают довольные толстые купидончики.

— Очень мило. А когда вы намерены вывезти кровать, миссис Уоллес?

Она опирается на один локоть.

— Говорят, на ней спала сама королева Елизавета.

— Вам придется спать на ней где-нибудь в другом месте, мэм.

Она накручивает локон на палец.

— К сожалению, в данный момент я не могу себе позволить вывезти эту кровать.

— Я так полагаю, следующий покровитель это исправит?

— Именно так. — Она улыбается, не то чтобы как-то бесстыдно, скорее так, как будто это для нее только бизнес, и все. Я так думаю. Мне не нравится мысль о том, что эта женщина может только по легкомыслию броситься в объятия того, кто больше предложит: слишком уж она мила и свежа.

— Если бы вы были моей сестрой… — начинаю я.

— Если бы я была вашей сестрой, сэр, вы выдали бы меня замуж за ровню, нет, за кого-то ниже себя по положению, и тогда у меня за всю жизнь не было бы ничего своего, тем более — такой кровати. — Она поглаживает покрывало — на этот раз так, как будто ласкает любимую собаку.