Скандал из-за ковров - [2]

- Махнете разок вот этак кистью, и все, - сказал профессор и стряхнул с колен хлебные крошки.

- О, ля-ля! - вскричал мистер Гурманье и решительным жестом выжал лимон на свою рыбешку и на профессора. Правда, в глаза Бурлиуму не попало - он носил несколько пар очков.

- Я уверен, что вы оцените все плюсы... моего... э... изобретения, проговорил профессор.

Он положил вилку и нож, чтобы по профессорской привычке подсчитать эти плюсы на пальцах, и тотчас официанты унесли его рыбу; правда, поскольку они оставили ему почти полную тарелку цыплячьего рагу, положение его если не терять времени даром - было еще не столь плачевным.

- Их можно делать разного цвета... - снова завел свое Бурлиум.

Но тут Гурманье наполнил розовым лимонадом высокие бокалы и жестом пригласил гостя осушить их.

Они ели бледно-голубое бланманже с утопленными в нем вишнями (профессору пришлось есть его с помощью пенсне: в отеле, как видно, было туго с ложками), и сыр пяти сортов, обложенный крохотными луковицами и кресс-салатом. А дело все не двигалось с места. Потом появилась корзина с фруктами и кофе в чашечках величиной с наперсток. Мистер Гурманье закурил сигарету, от которой повеяло ароматами Востока, а профессор все бормотал что-то о своем открытии.

- Мне думается... э... что это может пригодиться... для вашего... э... заведения, - закончил профессор.

- Ну конечно, - мечтательно ответил мистер Гурманье.

И он заснул, спокойно и мирно, а наш профессор, которому так и не удалось плотно поесть во время сего лукуллова пиршества, надел по ошибке чью-то чужую шляпу и покинул гостиницу, где сейчас сидели уже одни только незнакомцы, распивавшие чай...

Залить жидким ковром полы Центральной оказалось куда трудней, чем думал профессор. В гостинице всегда толклась куча народу. Знакомые то и дело спрашивали его, как он живет, а те, кого это не занимало, просили поднести их багаж, принимая его за кого-то из прислуги. И все они стояли на самой дороге. Несколько раз он осторожно накладывал свой состав вокруг неких массивных предметов, но это оказывались ноги каких-то толстяков, которые преспокойно вставали и уходили, оставляя на полу проплешины. И все же с работой было покончено.

Однако три дня спустя профессора настоятельно потребовали в гостиницу, и когда он явился, то застал Гурманье в состоянии, близком к безумию: тот носился по отелю и с такой быстротой выкрикивал что-то на разных языках, что его не понимали даже официанты.

Весь ковер был в дырах. Дыры зияли не только там, где во время покраски: находились люди и мебель, но везде и всюду: ковер прямо истлевал под ногами.

- Он непрочен, как бумага! - плакал мистер Гурманье. - Он никуда не годится! А мои ослепительные полы погибли. Что мне теперь делать?!

- Гм! - пробормотал профессор, дрожащими руками протер поочередно все свои очки и сунул их в карман. - По-видимому, вкралась... э... небольшая ошибка в молекулярную схему состава. Весьма досадная, но притом и весьма любопытная. На подобных ошибках учишься. Да-да. Ага! Кажется, я понял! Он пришел в волнение. - Все дело в формуле, дражайший сэр. В ней вся беда. Я не учел, что... ну да... не принял в расчет такого пустяка... Гм... А нужно лишь... Теперь я знаю. И ведь как просто, мой друг! Как просто! Прямо на удивленье!

Сказав это, он окончательно впал в рассеянность и быстро зашагал к дому, распевая на ходу цифры и формулы, так что две милые старушки приняли его за уличного певца и подали ему два пенса.

Профессор Бурлиум был не из тех, кто возвращается с полдороги. Не раз уже случалось, что открытие требовало от него еще небольшого, но важного усилия. Он изготовил новый состав. Намешал в него разных веществ. Уж намешал, так намешал! Он ведь хотел, чтоб коврам его не было сносу.

И вот, наконец, новые ковры устлали все полы Центральной; они легли не только в салонах и в ресторане, но покрыли также ступени лестниц, застелили коридоры и спальни.

Мистер Гурманье настоял на том, чтобы их клали настоящие художники: уж эти не напортачат.

Минула неделя, а ковер точно вчера положили. Пожалуй, он стал даже чуточку толще и мягче.

- Теперь прекрасно, - сказал мистер Гурманье и отправился завтракать.

Но если Гурманье думал, что ковры Бурлиума будут спокойно лежать всем на утеху, то он жестоко ошибся. Через день или два по отелю стало трудно передвигаться. Ковер все пышнел и пышнел.

Дело в том, что в поисках средства, которое продлило бы век его коврам, профессор набрел на блестящую идею. Он добавил удобрения. И ковер пошел в рост, как трава на ухоженной лужайке. К концу недели он был по щиколотку.

- А может, его скосить? - предложил швейцар.

И они скосили его. Вручную. Косилке было уже не пройти.

Но косы оказались бессильны перед творением Бурлиума. Скошенный ковер только принялся расти быстрее.

Через три дня он был уже по колено, и с Западной мызы вызвали жнецов, чтобы те сжали его, как хлеб - серпами.

Через два дня ковер стал по пояс.

Постояльцы жаловались. Мистер Гурманье исчерпал весь запас оправданий. О случившемся узнала "Городская газета", и следующий номер уже пестрел манящими заголовками вроде: "Чудо-лес в стенах отеля".