Скалолазка и Камень Судеб - [45]

Изгибы забора в точности повторяли форму берегов старушки-Европы!

– Вот так сани у дяди Вани! – выдохнула я. – Спереди пропеллер, по бокам – крылья!

Свет потолочных плафонов померк в глазах.

Сэр Говард Лестер ошибочно принял каменный забор за более позднюю постройку! Забор возвели в то же время, когда Хромоногий Ульрих свернулся калачиком на дне кембриджширского болота, чтобы провести там следующие пятнадцать сотен лет. И командовал не кто-нибудь, а сам конунг Фенрир! Он оставил в болотах путь своего плавания – целую географическую карту. Грубую, примитивную, но все-таки…

Из школьного курса я помню, что в своих далеких путешествиях викинги держались берега, высаживаясь на сушу лишь для того, чтобы разгромить чье-нибудь поселение. Неудивительно, что зарисовка пройденного пути выглядела у них как ломаная линия.

Я взяла в левую руку лист ксерокопии, в правую– раскрытый путеводитель. Принялась сравнивать.

Каменная кладка начиналась возле захоронения Хромоногого Ульриха, которое отмечено стрелкой. И сразу выгибалась дугой.

Перевела взгляд на путеводитель.

Не очень похоже, но, по всей вероятности, изображен берег Франции – Дьеп, Гавр, Шербур. После этого на ксерокопии еще одна неровная дуга – скорее всего, залив Сен-Мало. Дуга завершается в районе французского Бреста. Затем контур забора повторяет контур полуострова Бретань и круто ныряет, образуя Бискайский залив.

Светлая полоса на ксерокопии продолжалась дальше, приближаясь к холму, на котором стоял археолог. В путеводителе я проследила лишь ее треть – дальше карта обрывалась.

Срочно требуется газетный киоск!

Я сорвалась с места в поисках оного. Но больница – не книжный магазин: кроме автоматов для кофе и печенья попадались только каталки с пациентами и рассерженные медсестры с клизмами. Что же делать?

В глаза бросился детский мяч, оставленный в кресле перед дверью педиатра. Изготовлен в виде глобуса – со всеми полагающимися океанами и континентами.

Я огляделась по сторонам, затем упала перед креслом на колени. Мне настолько не терпелось, что готова была изучать даже детскую игрушку!

Жадно схватила мяч и повернула Европу к себе, приставила к ней порядком измятую ксерокопию. След древней кладки копировал контуры «кулака» Пиренейского полуострова – атлантический берег Испании и Португалии. Черт возьми, как далеко оказался Фенрир от своей Скандинавии!

Последний участок забора повторял контур южного побережья Испании. Небольшой кусок загораживала спина сэра Лестера, но конец забора просматривался великолепно.

Я отыскала в ксерокопиях абзац, в котором исследователь описывал древнюю постройку. Текст был скуден. «Обнаружены остатки каменного забора непонятного предназначения (предположительно тринадцатый век). Кладка начинается возле тела, петляет, оканчивается у подножия холма».

Сэр Говард Лестер не сумел разгадать тайну каменных изломов, скудно описал их, да еще последний участок на фотографии загородил атлетической спиной. Я знаю конечную точку путешествия викинга – кембриджширские болота. Но откуда начался путь? Откуда-то из Андалусии… Точнее можно сказать, только взглянув на подробную топографическую карту…

– Это мой мячик! – сообщил из-за моей спины детский голос.

– Конечно, твой! – ответила я, передавая резиновый глобус в протянутые руки кареглазого малыша.

– О, леди интересуется детскими игрушками? – произнес возникший откуда-то папа. Молодой, загорелый, нос с горбинкой, глаза карие, как у сына, и немного наглые, как у блудливого кота.

– Интересуюсь скорее географией, – ответила я.

– У вас красивые волосы.

Я посмотрела на папашу невидящим взглядом. В голове крутились совершенно другие, более важные, темы, нежели разговор о моих волосах.

– А что леди делает сегодня вечером?

– Есть вероятность, что отправлюсь в Андалусию, – произнесла я автоматически.

Молодой папа на миг растерялся от столь прямого ответа, но вовремя спохватился:

– А может, вас заинтересуют некоторые взрослые игрушки? Например, маленький итальянский ресторанчик, свечи, бутылочка сицилийского вина?

– Папа! – Мальчик дернул папу за брючину.

– Подожди, Тони, я разговариваю с тетей.

– Мама велела рассказывать ей, когда ты будешь говорить с другими тетями.

Игривое выражение исчезло с папиного лица.

– И вовсе я не говорил с другими тетями!

– Говорил. С той, которая делала укол.

– Я сказал ей, что ты переболел свинкой.

– Ты говорил, что у нее красивые волосы и что будет интересно посмотреть, как они развеваются на ветру, когда вы поедете на катере.

Молодой папа глянул на меня, покраснел и снова повернулся к сыну.

– Энтони! Я этого не говорил!

– Нет, говорил! Я маме расскажу, когда она вернется из Дании!

Спорящая парочка удалились, унося с собой мяч-глобус, а я в полной задумчивости вернулась в кардиологическое отделение. Надо было разобраться с вещами археолога.

Темза лежала в тумане, который собрался под ней ближе к вечеру. Я брела по набережной, глубоко вдыхала сырой воздух, размышляла. Иногда обнаруживала, что размахиваю руками, помогая мыслям: рублю ладонью воздух, отмеряю какие-то отрезки. Вот незадача… Стыдно перед людьми. Хотя, признаться, англичане с пониманием относятся ко всем странностям, связанным с личностью. Даже если вы покрасите голову в красный цвет, натянете желтый пиджак и зеленые брюки, встанете на перекрестке и будете изображать светофор – они будут смотреть на вас некоторое время, поаплодируют и отправятся дальше…