Скала - [15]

Фин начал понимать, как Ангел провел последние часы. Он съездил в Сторновэй поесть карри, потом вернулся в Несс и выпил несколько пинт в клубе Кробоста. Макритчи либо встретился с убийцей в эллинге Порт-оф-Несса, либо пошел с ним туда, непонятно, впрочем, зачем. Он хорошо знал убийцу или, во всяком случае, ни в чем его не подозревал, так как повернулся к нему спиной и дал возможность напасть на себя сзади. Он потерял сознание от удара по голове, затем его перевернули на спину и задушили. Убийца был в состоянии сильного нервного напряжения, адреналин бурлил у него в крови. Его даже стошнило на жертву, однако это не помешало ему раздеть убитого. Это заняло некоторое время и было нелегким делом, учитывая, что тот весил фунтов двести пятьдесят. Что еще более удивительно, убийца смог обвязать вокруг шеи Ангела веревку и подвесить на балку так, чтобы от его ног до земли оставалось как минимум шесть футов. Это кое-что говорило об убийце: это был сильный человек — и очень решительный, раз даже дурнота не остановила его. Чем дольше он возился с телом, тем больше становился риск, что его поймают. Злодей должен был знать, что в эллинг субботними вечерами бегают юные любовники, и его могут обнаружить в любой момент. И все же простого убийства ему оказалось недостаточно: он раздел Ангела, подвесил на веревке и вспорол ему живот. Все это было делом долгим и грязным; при мыслях об этом Фину стало неуютно. Он повернулся к Уилсону:

— Как это соотносится с убийством на Лейт-Уок? Что скажешь — убийца был один и тот же?

Профессор сдвинул очки на лоб, а маску опустил на шею, освободив бороду.

— Ну ты же понимаешь, Фин. Патологоанатомы не дают прямых ответов, и я не отступлю от традиции, — он вздохнул. — С одной стороны, почерк очень похож. На обоих мужчин напали сзади, ударили по голове, лишили сознания и задушили. Обоих нашли голыми, подвешенными за шею; обоим выпустили кишки. Однако есть разница в глубине и угле нанесения раны. Убийца Ангела настолько разволновался, что его стошнило прямо на жертву. Мы не знаем, случилось ли такое в Эдинбурге: одежду жертвы мы так и не нашли, а на теле рвотных масс не было. Однако на нем обнаружились волокна от ковра. Возможно, беднягу убили в другом месте, а потом притащили на Лейт-Уок и вывесили на всеобщее обозрение. В Эдинбурге было заметно меньше крови, а значит, между смертью и потрошением жертвы могло пройти какое-то время, — профессор начал «собирать» труп на столе перед собой. — Понимаешь, обстоятельства настолько различны, что детали убийства тоже должны различаться. Так что без явных доказательств невозможно понять, один и тот же человек совершил эти убийства или нет. Их ритуальный характер наводит на мысль, что убийца один. Но с другой стороны, детали убийства на Лейт-Уок широко освещались в самых разных СМИ. Так что если кто-то хотел скопировать убийство, он легко мог это сделать.

— Но зачем кому-то это делать? — спросил Ганн. Он выглядел уже не таким зеленым.

— Я патологоанатом, а не психиатр, — профессор одарил сержанта ледяным взглядом, прежде чем обернуться к Фину. — Я возьму соскобы с кожи, и мы посмотрим, что покажет токсикологический анализ. Только не ожидай от меня слишком многого.

III

Дорога на Барвас, петляя, покидала Сторновэй. Позади оставались замечательные виды на Колль, Лох-а-Туат и Пойнт; солнце сверкало на поверхности бухты, рваные облака пытались догнать свои тени на темно-синей поверхности воды. Впереди лежали двенадцать миль скучного болотного пейзажа. Дорога постепенно распрямлялась и вела на северо-запад, в крошечный поселок Барвас на западном побережье. Тоскливые окрестности способны были в один миг преобразиться под лучами солнца. Фин хорошо знал эту дорогу, видел ее во все времена года и не уставал удивляться тому, как по-разному выглядят бесконечные акры торфяных болот в зависимости от месяца, часа или даже минуты. Мертвое соломенное поле зимой; ковер маленьких белых цветов весной; яркие оттенки пурпура летом. Справа от дороги небо потемнело, где-то в центральных районах острова шел дождь. Слева небо почти очистилось, землю освещало летнее солнце, и вдалеке виднелись бледные контуры гор Харриса. Фин забыл, какое огромное здесь небо.

Он и Ганн ехали молча, у обоих перед глазами стояли картины вскрытия. Вряд ли существует лучшее напоминание о собственной смертности, чем возможность посмотреть на другого человека, распростертого на столе в морге.

Примерно на середине пути дорога уходила вниз, затем поднималась на холм, с которого был хорошо видно, как Атлантический океан обрушивает свой гнев на хрупкую береговую линию острова. В низине, ярдах в ста от северного края дороги, стоял маленький каменный дом с ярко-зеленой жестяной крышей. Такие пастушьи хижины были повсюду на острове. Местные фермеры использовали их как летние дома, когда отгоняли свои стада вглубь острова, где трава получше. Большинство таких домов давно пришло в упадок. Фин видел зеленую крышу на болоте Барваса каждый понедельник по пути в школьное общежитие в Сторновэе и каждую пятницу по дороге домой, в любую погоду. И часто, как сегодня, этот дом с юга освещало солнце, и он ярко выделялся на фоне чернеющего на севере неба. Любой мужчина, женщина и ребенок на острове узнали бы его. Для Фина летний домик имел особое значение, и сейчас этот пейзаж заставил его вспомнить о боли, которую он давно забыл или, по крайней мере, спрятал в темном углу памяти, куда не собирался заглядывать. Все эти воспоминания он загнал поглубже или выбросил, как старые детские вещи, еще двадцать лет назад, когда стал взрослым. Но полицейский понимал: пока он на острове, избежать подобных воспоминаний будет невозможно.