Сияние Вышних Богов и крамешники - [152]

— А как тогда понять процесс охоты и рыбалки? — задал я мучающий меня вопрос.

— А что тут противоречит любви? Если я стреляю оленя или лося, я его добываю только тогда, когда голоден. И потом, я всегда прошу у него на это разрешение. Если его глубинное говорит «нет», я его не трогаю. Это раз. И, во-вторых, после охоты надо всегда попросить душу добытого зверя поскорее вернуться. Этим ты строишь лосю или оленю информационный портал в наш мир. Ты же знаешь, душа его не гибнет. И потом, человек должен добывать всегда зверей старых и бесплодных, желательно самцов. Посмотри на наших эвенков. Они не самку стреляли, а старого бычару. А насчёт рыбалки я тебе скажу вот что. Если ты добываешь крупных рыбин, то этим сохраняешь миллионы мелких. Потому что крупняк ими питается. Как видишь, если с умом рыбачить и охотиться, то и рыбы и зверя не убавится, наоборот, будет ещё больше. Не пойму, зачем ты задал мне этот дурацкий вопрос? — вздохнул, глядя на меня Светозар. — Ты же сам пользуешься охотничьей магией. Мне об этом говорил Дадоныч.

— Просто хотел ещё раз услышать то, что мне давно известно.

— Понятно. Даже такой как ты, всё равно иногда начинает терять тропу под ногами. Мы тебе многое поведали, хлопец, но не сказали о некоторых простых вещах, — подошёл к горящей печи волхв. — Мы познакомили тебя с самым захватывающим, но не дали базиса, на чём всё это работает. Честно говоря, и я, и Чердынцев немного тебя переоценили. Ты не обижайся, так бывает.

— Да я без обиды!

— Вот и хорошо. Понимаешь, каждый человек с детства интуитивно пытается нащупать свою жизненную тропу. Ту, по которой ему идти многие годы.

— Дорогу своего предназначения или рока, — уточнил я.

— Да, путь своего будущего служения. Так вот, у крамешников разработана технология сбоя такого пути и запутывания. Зачем, ты скоро догадаешься. Думаю, тебе известно, что интуиция никогда не врёт?

Я кивнул.

— Значит, что надо делать? Сбить человека с его интуитивной дороги.

— Для того чтобы заставить жить другой, не свойственной ему жизнью? — спросил я.

— Это было бы полбеды. Всё намного хуже, мой друг.

— Куда уж?

— Но это так. Обработка сознания начинается с детского сада. Тебе это известно. Там детям подсовывают яркие картинки совершенно иного выбора. Образы настолько яркие, что в них топят то интуитивное, с чем человек пришёл в наш мир. Зачем это делается? Якобы для того, чтобы маленький человек нашёл то, что ему нравится, как всегда — благие намерения. Чем они кончаются, известно. В школе ещё хуже: там наваливаются на ребёнка сотни, а то и больше противоречивых жизненных направлений. Мало того, что он потерял интуитивную тропу своего будущего, теперь его сознание разрублено на куски и растащено по частям, фактически, распылено. Многие молодые люди на уровне инстинктов чувствуют, что с психикой произошло что-то неладное, но как с этим бороться, не знают. Стабильными у них остались одни чувства. Потеря внутреннего «я» приводит молодого человека к осознанию своей ненужности. Он не понимает, зачем родился на свет и зачем живёт. Попытка обрести утраченное ведёт к наркомании и дегенерации.

— Теперь мне понятно, в какую почву попадают зёрна различных форм половых извращений. Люди уже не адекватны. А тут их ещё и не туда ориентируют.

— Опять образами, только на этот раз действующими на подсознание. Теперь понимаешь, почему нельзя отдавать детей в детский сад?

— В школу выходит тоже? — спросил я.

— Главная ломка и разрушение интуитивного происходит в раннем возрасте. Если человек целостен, школа ему не так опасна, тем более что школьный процесс можно как-то контролировать. Твоё счастье, что ты не попал в ясли и садик.

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

— Да по тебе видно. У тебя воспитание человека XIX — начала XX века. Того времени, когда никаких яслей и садов и в помине не было.

— Уж не хочешь ли ты мне сказать, что ясли и садики были придуманы…

— Да, именно, это я и хочу сказать. Они — часть проекта направленного на нивелирование и распыление человеческого сознания. Правда, советские детские заведения были несколько иными. В них сознание детей не разрушали. Наоборот, делали всё возможное, чтобы маленький человек остался целостным. Но сейчас всё далеко не так. Наши ясли и садики работают по западным программам. Ну, хватит об этом. Давай-ка «на боковую», мороз уже начал спадать, — посмотрел за дверь чума челдон. — Тумана почти нет…

— Да я и так все бока отлежал! И потом рано ещё спать.

— Тогда иди в чум к эвенкам и садись за еду. Когда делать нечего — эвенки едят. Такова их традиция.

— Я и есть не хочу.

— Ты на самом деле противный! — покосился на меня челдон. — Правильно о тебе говорил Дадоныч. Ну-ну, не обижайся! Я это так, любя. На самом деле времени у нас уйма, а делать нечего…

— Может сходить в лес за сушняком? — предложил я.

— А что? Идёт! Хоть какая-то будет польза.

Глава 36. Руины и разговор у костра

К утру мороз действительно спал. Туман рассеялся, и мы стали снова собираться в дорогу. Когда поднялось солнце, мы были уже в пути.

— Через два дня наши друзья — каюры уедут к себе на стойбище, — обернулся ко мне Светозар.