Сияние славы самурайского сословия - [80]

Самураи управляли поместьями и товарными складами, трудились в качестве сборщиков налогов, вербовали крестьян для проведения строительных работ, словом – превратились в государственных чиновников. За это они получали установленное жалование.

Однако став фактически государственными чиновниками (или, говоря по-русски, «крапивным семенем»), «боевые холопы» державы Ямато отнюдь не перестали считать себя воинским чином, или, говоря по-европейски, «дворянством меча». Напротив! Они, пожалуй, в большей степени, чем когда бы то ни было ранее, ощущали себя знатными воинами, элитой богоизбранного японского народа. Это объяснялось их традиционным военным воспитанием и особым образом жизни – даже в мирное время они обязательно подолгу предавались воинским упражнениям, неустанно совершенствуя свои навыки в обращении с мечом и другими видами оружия и в боевых искусствах.

Но еще важнее для самосознания самураев было их исключительное положение в обществе, которое за ними признавал закон. Уже вскоре после провозглашения «сёгуном» Иэясу Токугава разделил всех своих (формально – Императорских) подданных на четыре сословия:

1. «Боевых холопов» (в свою очередь, подразделявшихся на несколько рангов)

2. Крестьян

3. Ремесленников

4. Торговцев.

При этом в соответствующем указе «сёгуна» особо оговаривалось, что самураи – «господа среди четырех сословий». Их привилегированное положение подчеркивалось поговоркой: «Самурай среди прочих людей – то же, что цветок вишни среди прочих цветов». Только «боевые холопы» имели право носить пару мечей. Правда, со временем, уже после смерти Иэясу Токугавы, при его преемниках, право носить меч (увы! – только один), удостоились также ремесленники-шляпники (изготавливавшие головные уборы). Это было связано с представлением, что голова – самая главная и важная часть человеческого тела. Ноги же считались самой презренной его частью (и потому ремесленники, специализировавшиеся на изготовлении сандалий, были объектом всеобщего презрения).

Даже хоронили самураев не в гробах, как представителей «низших» сословий, а в огромных глиняных урнах (как Сингэна Такэду в широко известном у нас в свое время фильме Акиры Куросавы «Тень воина»).

Доход, получаемый самураями в форме жалованья за службу, исчислялся в «коку» риса. Крестьяне же, выращивавшие рис, практически не могли себе позволить питаться этим дорогостоящим продуктом. Им было запрещено печь рисовые лепешки и колобки, делать из риса лапшу и готовить из него «наихудший яд и наилучшее лекарство», то есть сакэ (саке) – крепкое рисовое пиво (а отнюдь не «рисовое вино», не «рисовую водку» и не «рисовый самогон», как у нас считают многие, ибо сакэ готовят не методом перегонки, а методом сбраживания!), поскольку чиновники «палаточного правительства» считали это непроизводительным расходованием риса, который земледельцы были обязаны сдавать сборщикам налогов и податей, а сами питаться ячменной или просяной похлебкой и редькой).

Кстати говоря, за пределами перечисленных выше четырех сословий самурайского государства «токугавского образца» находилась своеобразная «каста неприкасаемых» – так называемое сословие «эта» (люди, род деятельности которых считался «грязным», «нечистым», «недостойным детей Солнца») – мусорщики, работники скотобоен, живодерен, палачи и т.д.

О том, какое значение привилегированное положение самураев эпохи сёгуната Токугава по сравению со всеми другими сословиями имело на деле, говорит следующий пример. Любой японский «боевой холоп» (от «сёгуна» до простого караульного воина) обладал особой, дарованной ему законом, привилегией – «убить и уйти» («дзокусан коку»). Это означало право самурая убить любого человека трех низших сословий, не оказавшего «боевому холопу» должного почтения (например, перебежавшего ему дорогу или недостаточно быстро поклонившегося при встрече с ним). Случаи подобных бессудных расправ были нередкими, но воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Наряду с испытанием самураями остроты и прочности своих мечей на трупах и осужденных преступниках, был еще один метод, который назывался «цудзигири» («убийство на перекрестке») – опробование мечей на случайных прохожихпростолюдинах, имевших несчастье выйти на перекресток в ночное время. Сначала случаи «цудзигири» были довольно редкими, но со временем настолько распространились, что власти сёгуната сочли необходимым особым указом запретить «боевым холопам» подобную практику в 1602 году.

После установления долгожданного мира в Стране Восходящего Солнца коренным образом изменилась ее оценка японскими мыслителями. Тонко выстроенная «сёгунами» из дома Токугава система «сдержек и противовесов» наконец-то обеспечила державе Ямато политическую, социальную и бытовую стабильность. Буддизм перестал быть основным средством осмысления мира. Японские мыслители, происходившие все поголовно из ставшего первенствующим сословия «боевых холопов», стали наделять мир заимствованными из Китая добуддийскими, конфуцианскими характеристиками, а само конфуцианство стало официальной идеологией, признается наилучшим средством для управления (чему уже имелся исторический прецедент в описанную нами выше эпоху «реформ Тайка»). Японская общественная мысль обрела, вместо пессимистического, характерного для предшествующей эпохи смут, оптимистический заряд, рассматривая Японию не как просяное «зернышко в море», но как божественную страну благоденствия, сотворенную синтоистскими божествами уже не на окраине, а в центре обитаемого мира. Японские мыслители той поры именовали уже не Китай. а свою родную Японию «Срединным государством», «Поднебесной», то есть, по сути, Центром обитаемого мира. Так, конфуцианец-самурай Байган Исида (1685–1744) писал о современной ему Стране Восходящего Солнца: