Сияние - [102]

Я загоняю Ривера на паром, чтобы плыть через Ла-Манш, бросаю его внизу: там, где пахнет бензином, а сам поднимаюсь по скользким ступенькам. Стою на палубе. Начинает смеркаться. Белая краска, которой покрашен старый корабль, кажется синей, а ржавчина – красной. Я вытягиваю ноги. Покупаю пиво. Какая-то удивительная радость трепещет в моих грязных руках, вцепившихся в перекладину, покрытую белым налетом соли. Я вижу, как лиловая полоска берега и море ускользают в великую пучину. В темноте кажется именно так. У меня нет четкого плана. Я просто выдернул вилку из розетки, и Англия осталась позади. Прощай, сиятельная Британская империя.

В Кале я остановился в первой попавшейся гостинице, неподалеку от порта. На ужин я заказал камбалу – огромный рыбий труп, посыпанный травами и политый оливковым маслом. Я попросил бутылку местного белого вина, которое принесли в номер. Лежа на незнакомой кровати, я открыл карту и прикинул маршрут. Я отметил ручкой полосу, прочерченную ногтем. Потом открыл окно и впустил в комнату воздух Франции. Я улыбался, словно белка, учуявшая что-то новое и высунувшаяся из дупла. Я спал спокойно, спина не болела, сны не беспокоили.

Наутро я попрощался с «Гражданами» Родена[51] и отлично позавтракал. Я рассматривал в зеркале свое лицо, спинки кресел, обтянутые кожей. Я все еще крепок, меня еще рано списывать со счетов и сжигать, словно старую рухлядь.

Меня долго преследовали пылинки золы: во дворе жгли старые ветки и листья. Ароматное пламя.

Я пронесся мимо ветряных мельниц. Белоснежные, цилиндрической формы, они торчали посреди прилизанных полей. Поля раскинулись навстречу ветрам, ароматные травы гнали волны и закручивали водовороты. Высокие лопасти зачерпывали из ветра мечты, примешивали к ним другие, и в воздухе слышался чудный голос. Ты – тот, кем считаешь себя в этот момент.

Ривер – лучшее, что я выбрал в жизни. Не считая жены. Если вовремя утолять его жажду, ради тебя он готов пробурить землю насквозь, с ним ты чувствуешь себя инопланетянином, туристом, прибывшим из космоса. Ты можешь остановиться и насладиться незнакомым и прекрасным пейзажем. Когда ты уже стар, чувствовать под собой такой юный, задорный мотор – настоящее чудо. Мне нравится Франция, она будит во мне какое-то приятное честолюбие.

Еду и умираю от жары. Днем пот льется градом, футболка под комбинезоном промокла насквозь. Ночью – пронизывающий холод, пробирающий до костей, так что кажется, они вот-вот треснут. На мне две футболки и комбинезон, но это не помогает. Шлем весь перепачкался. Мои глаза – два красных фонаря. В лицо мелким градом врезаются мошки, похожие на плевки, они прилипают к шлему.

Я смотрю вперед. Я и не знал, что я на такое способен. Я умудряюсь спать, не слезая с Ривера. Вытягиваю ноги назад, ставлю на педали. А перед глазами все еще маячат какие-то обрывки, которые никак не складываются. Должно быть, за рулем я тоже умудряюсь заснуть. Мне что-то снится. Теперь я понимаю, зачем купил мотоцикл. Ради этого путешествия.

Я торможу у заправки, лает собака. Я боюсь, что не смогу слезть, выпрямить ноги. Тело окаменело, я никогда не проводил столько времени за рулем. Душа легка и невесома, труха опадает слой за слоем. Я – старая кукла. Я слушаю Rem и Red Hot Chili Peppers, я поминаю настоящего Ривера.

Останавливаюсь утолить жажду в деревушке, где делают шампанское. Смотрю на мелкие пузырьки, глотаю, они разлетаются по мне, точно бабочки, пока их близнецы пенятся в бокале. Тело готово сдаться, на лиловом горизонте видны лохмотья заката. Круг четко прорисовывается перед моими глазами. Я в самом его центре. Эта рука, этот скользнувший вниз взгляд, равнодушный и влажный, – в них вся моя жизнь. А я – огонь. Я в чужой гостинице, незнакомый уют, купольная маковка точно крыша сеновала. Я один, развалился на простынях, комбинезон лежит на стуле. Казалось бы, я должен изнемогать от усталости, чувствовать себя проржавелым, окаменелым. Но нет. Я – легкий ангел. Я катаюсь по кровати. Он постарел? Растолстел? Быть может, он при смерти? Я приеду и скажу ему: «Выходи, старина! Залезай в седло, нам пора!» – и помогу ему сесть позади меня.

Мимо проносится атомная станция, ее башни глядят в небо стволами пушек.

Я жму на газ, и вот уже граница. Табличка, что разделяет Францию и Италию, – флаг, развевающийся на самой вершине твоего потрепанного, бешено колотящегося сердца. Поворачиваю в сторону Пикколо-Сан-Бернардо, ветер разбивается о грудь – железную опору, мысли расползаются, чистые, как и воздух, который я вдыхаю. На вершине я вижу еще мотоциклы и трейлер. Несколько семей обедают. Я смотрю на ледник – огромный глаз, глядящий на перевернутый мир. Быть может, за ним скрывается множество жизней, подобных моей. Что это было? Чем закончится? Ответа нет.

В небе парит орел, одна из немногих птиц, которые любят такие вершины. Я представляю его глаза близко-близко, потом брови, движение зрачков, трепет ресниц.

Проносятся километры, неустрашимые, как и мое стремление вперед.

Предстоит еще долгий путь. Тоннель, грузовик, аллеи фонарей, порывы ветра. Мне страшно, я уже близко, хочется притормозить, но я гоню как сумасшедший. И вновь испытываю противоречивые желания. Должно быть, потому, что он уже почти рядом. Я вновь между жизнью и смертью, слышу собственный пульс, смотрю на часы. Грузовик вытворяет черт знает что, я смотрю на водителя – тот треплется по мобильнику и потягивает пиво, похоже, даже дрочит. Его лицо ничего не выражает – он за тысячи световых лет от окружающей реальности.