Ситуация на Балканах. Правило Рори. Звездно-полосатый контракт. Доминико - [14]

Судя по тому, как выглядела Стрекалова, любовь ее не подлежала сомнению. Но очень уж ладно сидело на ней траурное платье. Где она его взяла? Может, заранее сшила?

Когда Иван Дмитриевич входил в гостиную, дверь взвыла несмазанными петлями, но Стрекалова не обернулась. Этот звук был ничто по сравнению с тем беззвучным воплем, который жил в ее груди.

— А, это вы, — она не удивилась. — Нашли убийцу?

— Пока нет.

— И не найдете.

— Вы так думаете?

— Уверена. А если и найдете, то не арестуете.

— Вот как? — он иронически вскинул брови. — Почему?

— Побоитесь.

— Я начальник сыскной полиции. Чего мне бояться?

— Невелика фигура… Побоитесь, побоитесь.

Начало разговора было многообещающим, но Иван Дмитриевич решил не гнать лошадей. Сама все скажет, не утерпит. Впрочем, надо ей дать понять, с кем имеет дело. Он с нарочитой сановной вальяжностью расстегнул сюртук, бесцеремонно скинул дульет на кровать и развалился в кресле. Но, нагибаясь, нечаянно задел Стрекалову отлетевшей полой сюртука. Лежавшая в кармане скляночка стукнула ее по бедру.

— Что у вас там? — спросила она.

Человек, таскающий при себе склянки с солеными грибами, навряд ли способен поймать убийцу.

— Что? — Иван Дмитриевич с невозмутимым видом хлопнул по карману. — Это револьвер.

Стрекалова впервые взглянула на него с уважением. Но тут же безнадежно махнула рукой;

— Он вам не поможет. Все равно побоитесь.

— Да говорите же прямо! Кто убийца? Вы знаете?

— Побоитесь, побоитесь, — как заведенная повторила Стрекалова. — Никто не позволит вам уличить этого человека. Тем более арестовать его.

Рука Ивана Дмитриевича вновь дернулась к правой бакенбарде, чтобы заплести ее в косичку. Поясница взмокла от пота. Неужели Хотек прав? Нет, не может быть! А если все-таки прав? Если и в самом деле к убийству причастны жандармы? Дыма без огня не бывает, это же их логика. Трое часов, показывающих разное время, предстали знаком тройственной сущности графа Шувалова: он был един в трех лицах. Каждое из них делало свое дело, не докладываясь двум другим, и жило в своем времени.

— Кажется, я догадываюсь, кого вы имеете в виду, — сказал Иван Дмитриевич. — Это его подчиненные следили за домом князя?

— Так вам все известно? — поразилась Стрекалова.

— Все.

— Тогда будем говорить прямо. Да, граф приставил своих людей к Людвигу, потому что боялся и ненавидел его.

«Ну, голубушка, — с жалостью подумал Иван Дмитриевич, — ежели ты, милая, замахнулась на самого Шувалова, союзники не сыщутся. Что толку в твоих статях!»

— Значит, из-за него, — Иван Дмитриевич не мог заставить себя произнести вслух фамилию шефа жандармов, — вы должны были покидать эту… — он хотел употребить слово «постель», но в последний момент нашел более деликатное, — эту опочивальню еще затемно.

Стрекалова не знала, то ли радоваться осведомленности собеседника, то ли ненавидеть его за такое мелочное многознание, которое унижает ее женскую гордость.

— Да, я уходила отсюда рано утром. Крадучись. Как горничная от барчука. Но я не стыжусь этого. Слышите? Не стыжусь! Людвиг любил меня. Но он был дипломат. Ему следовало заботиться о своей репутации. Иначе он бы никогда не стал послом. Пришлось даже уволить швейцара, тот доносил о нем…

— И камердинера, — добавил Иван Дмитриевич.

— Нет. Прежний лакей сильно пил, и я предложила взамен своего. А он все проспал, свинья! — Сидя на кровати, Стрекалова старательно утюжила рукой покрывало, на котором и без того не было ни морщинки. — Ну что, возьметесь уличить убийцу?

Иван Дмитриевич молчал.

— Струсите, не возьметесь. Этот негодяй…

— Только не называйте имен! — перебил ее Иван Дмитриевич: из гостиной раздался вой дверных петель, затем послышался голос Певцова.

Певцов явился не один, привел с собой преображенского поручика. Тот как раз принял дежурство по батальону, и вести его было недалеко, всего через улицу.

— Вот такая у нас служба, ротмистр! Спать не дает, — посетовал Иван Дмитриевич, даже не взглянув на своего обидчика.

Затем он вернулся в спальню, а Певцов с поручиком остались беседовать в гостиной.

Разговор шел одновременно в обеих комнатах.

* * *

Певцов. По-вашему, князя фон Аренсберга мог убить любой, кому дорого могущество России?

Поручик. Имя им — легион.

Иван Дмитриевич. Прошу говорить потише.

Стрекалова. Вы уже боитесь…

Иван Дмитриевич. Вернемся к тому лицу, о котором мы говорили.

Стрекалова. Он хотел опорочить Людвига перед государем. Выставить его развратником, игроком, пропойцей.

Иван Дмитриевич. А это не так?

Стрекалова. Вам, наверное, кажется странным, что я полюбила этого иностранца. Но клянусь, его деньги меня не интересовали! Он был настоящий мужчина, истинный рыцарь, каких я не видела вокруг себя. Воевал в Италии. Падал с конем в пропасть. Восемь раз дрался на дуэли. Все будочники отдают ему честь. А мой муж, когда возвращается из гостей навеселе, сам норовит снять шляпу перед каждым полицейским. Он боится начальства, боится быстрой езды, гусей, простуды, моих слишком ярких туалетов, снов с четверга на пятницу, холеры и войны с англичанами: вдруг британские корабли с моря будут обстреливать нашу Кирочную улицу?

Певцов. Где вы провели сегодняшнюю ночь?