Ситуационисты и новые формы действия в политике и искусстве. Статьи и декларации 1952–1985 - [11]

Первое из таких средств – это, несомненно, систематическое провоцирующее распространение огромного количества способов превратить жизнь в сплошную увлекательную игру и постоянное обесценивание уже существующих развлечений в той мере, в которой они являются непригодными для создания более интересных обстановок. Понятно, что в таком деле главная сложность – придать этим очевидно безумным предложениям достаточное количество настоящего соблазна. В достижении этой цели нам может помочь умелое использование средств коммуникации, популярных в наши дни. В то же время демонстративный отказ от их использования, как и манифестации с целью открыть глаза потребителям этих средств коммуникации, несомненно, без особых трудозатрат поддерживают атмосферу замешательства, крайне благоприятную для внедрения некоторых новых определений удовольствия.

Из идеи о том, что для создания изысканной эмоциональной ситуации необходимы лишь точное знание и неукоснительное соблюдение ряда конкретных механизмов, родилась не лишённая юмора «Психогеографическая игра недели», опубликованная в № 1 бюллетеня “Potlatch”⁴:

«Соответственно вашим предпочтениям, выберите страну, город с большей или меньшей плотностью населения, улицу, более или менее оживлённую. Постройте там дом. Обставьте его мебелью. Приведите в лучший вид убранство дома и его окрестности. Выберите время года и нужный час. Соберите самых достойных людей, прибавьте подходящие пластинки и алкоголь. Свет и разговоры, разумеется, должны соответствовать обстоятельствам, как и погода за окном и ваши воспоминания.

Если вы не допустили ошибок в расчётах, результат должен вас удовлетворить».

Нам нужно стараться наводнить рынок, пусть даже пока только интеллектуальный рынок, обилием желаний, превосходящих богатством не текущие способы воздействия человека на материальный мир, но старый общественный строй. Таким образом, нелишним с политической точки зрения будет публично противопоставлять эти желания тем первичным желаниям, которые – что и неудивительно – постоянно пережёвывает киноиндустрия и психологические романы, вроде тех, что пишет эта старая развалина Мориак. («В обществе, основанном на нищете, самые нищенские продукты имеют роковое преимущество служить для потребления самых широких масс», – объяснял Маркс бедняге Прудону⁵.)

Революционное преобразование мира во всех его аспектах докажет правоту представлений об изобилии.

Внезапная смена уличной атмосферы, с точностью до нескольких метров; очевидное деление города на чётко очерченные психоклиматические зоны; путь, на который выносит всякого праздно гуляющего, без какой‑либо связи с неровностями ландшафта; притягивающее или отталкивающее влияние отдельных мест – всё это, похоже, остаётся сейчас без внимания. По крайней мере не воспринимается как нечто, чьи причины можно выявить посредством детального анализа и что можно использовать. Люди прекрасно знают, что есть тоскливые районы, а есть – приятные. Но, как правило, они убеждают себя, будто роскошные улицы вызывают чувство удовлетворения, а бедные – угнетают, и больше почти никаких нюансов не существует. На самом же деле многообразие возможных комбинаций обстановок, сравнимое с тем, как чистые химические элементы растворяются в бесконечном множестве смесей, способно вызывать настолько же разнообразные и сложные чувства, как и любая другая форма спектакля. И стоит появиться хоть одному разоблачительному исследованию, как станет ясно, что все количественные и качественные различия во влиянии любых элементов городской среды невозможно вывести из их эпохи или архитектурного стиля и уж тем более из жилищных условий.

Исследования местоположения элементов городской среды в тесной связи с вызываемыми ими ощущениями, к которым мы призываем, невозможны без выдвижения смелых гипотез, которые следует постоянно уточнять в свете проводимых экспериментов средствами критики и самокритики.

Отдельные полотна Кирико⁶, несомненно, порождённые впечатлениями архитектурной природы, могут оказать и обратное воздействие на своё объективное основание, даже преобразовать его: они тяготеют к тому, чтобы теперь самим стать эскизами. Тревожные кварталы арок могут однажды продолжить и воплотить это завораживающее творение.

И кроме тех двух портов на закате кисти Клода Лоррена⁷, находящихся в Лувре и изображающих саму границу двух предельно не похожих друг на друга городских обстановок, я не знаю, что ещё может соперничать с красотой повсюду развешенной схемы парижского метро. Разумеется, говоря здесь о красоте, я имел в виду не пластическую красоту – новая красота может быть лишь красотой ситуаций, – а только особенно волнующее, в том или ином случае, выражение суммы возможностей.

Среди различных способов действия наименее сложным и уже готовым к применению представляется обновлённая картография.

Создание психогеографических карт и даже разных хитростей вроде знака равенства, хоть чуть‑чуть обоснованно или полностью произвольно поставленного между двумя топографическими снимками, может помочь высветить варианты передвижения, быть может, и ничем не мотивированного, но зато совершенно