Система пожаротушения - [10]

До Симферополя Павел долетел самолётом, там, переночевав в эвакоприёмнике (назовут же), автобусом доехал до «Фрунзенского». Прибыл, доложился, разместился. Поселили его в комнате на первом этаже на троих (стандартная норма по тем временам). Для блудливых отдыхающих первый этаж – самое удобное место. «Фрунзенское» – санаторий военный, и порядки там соответствующие. Соблюдение режима и распорядка дня – непременное условие спокойного отдыха.

В 22.30 все двери закрывались, и ни одна мышь не могла проникнуть в корпус. В полночь в палату заходила медсестра со списком и учиняла вечернюю поверку.

– Сидоров.

– Я.

– Хомяков.

– Я.

– Три тысячи тридцатый.

–..?

– Три тысячи тридцатый.

– Это Зозо-грузин.

– Где он?

– В туалете.

– Калёнов… Где Калёнов?

– Где-то здесь, в туалете, наверное.

– Предупреждаю – покрывать никого не буду; я не хочу вылететь с работы, у нас работать больше негде. Вон в 26-й палате одного нет; не знаю, что делать, наверное, доложу.

За неоднократное нарушение установленного порядка выписывали из санатория с соответствующей записью в медицинской книжке.

Опоздавшие и загулявшие отдыхающие попадали в корпус через окна первого этажа, которые по такому случаю проживающими там не запирались.

Через 15 минут после ухода медсестры окно распахнулось, и в комнату ввалился какой-то джентльмен. Недоумённо оглядевшись, он направился к кровати Павла и свалился на неё. Было понятно, что он собирается отойти ко сну. Павел оторопел.

– Э! Ты кто? Это моя кровать.

– Гвардии старший лейтенант Кочетов; извините, я немного не в форме. – В подтверждение этого он выразительно икнул. – Но кровать эта моя, я прекрасно помню – деревянная, рядом тумбочка, два полотенца; так что я дико извиняюсь.

– Ну, это просто из «С лёгким паром», – изумился Павел. – В какой ты комнате живёшь?

– В 26-й.

– А это 15-я.

Было уже далеко за полночь, когда Павел справился с гвардии старшим лейтенантом – отвел его на второй этаж в свою комнату.

Павел понимал Кочетова, который долго сидел где-то в лесу; нет, не на дереве, а под деревом, неся боевое дежурство, и сейчас вырвался на волю к людям – обалдел от свободы. Он вспомнил Кочетова. Это старший лейтенант из читинской дивизии, прицельщик. Ромов однажды ездил туда на сборы. Старший лейтенант Кочетов демонстрировал технологию прицеливания и новые приборы. Ромов прицеливание не знал, но понимал, что прицельщик отсчитывает определённое количество импульсов и вводит их в полётное задание. Делать это было нелегко – нужно уловить и выделить среди шумов эти импульсы. Кочетов был лучший прицельщик. Перед прицеливанием он выпивал стакан спирта; все чувства и ощущения обострялись, и он прицеливал ракету лучше всех – это отмечали все комиссии, которые периодически проводили контроль прицеливания.

На следующий день решили пойти на танцы. Был новый заезд, приехали новые женщины, поэтому надо было произвести разведку и рекогносцировку. Танцы проходили в большом просторном зале. Были и открытые площадки, но они ещё не были готовы к сезону.

Вошли в зал; он был залит морем света, гремела музыка. Павел не любил полумрак на танцах – он не всегда был уместен. А здесь как раз всё правильно. Женщины пришли в дорогих нарядах, красивые, ароматные – им надо было показать и наряды, и себя, и посмотреть на других. Много света – это то, что надо. Женщин было много. Павел невольно вспомнил того фермера, который после тяжких трудов приехал отдохнуть на море. Увидев с балкона отеля пляж и сотни женщин на нём, он простонал.

– Во, блин! Приехал отдохнуть, а тут работы непочатый край!

Похожие мысли теснились и в голове у Павла, он так же подумал. И вот он увидел в конце зала девушку; чисто ангел небесный – нежная, хрупкая, застенчивая и грустная. Лицо бледное с не совсем здоровым румянцем, черты утончённые, благородные. Русые волосы были зачёсаны назад и собраны в пучок, отчего её головка была похожа на молодую ядрёную редиску. Огромные, живые глаза только подчёркивали это сходство. Она была взволнована и находилась в каком-то напряжённом ожидании. Была она в обществе другой девушки постарше и дамы лет 50-ти.

Семья Климовых была благополучной и счастливой. Глава семьи Геннадий Васильевич был главным инженером на предприятии, его жена Светлана Фёдоровна была врачом. Детей у них долго не было. Принимались все меры, были испробованы все средства, консультировались у лучших врачей у нас и за границей, но детей не было. Наконец, они обратились к Богу. Молились. Долго, усердно. И вот Бог услышал их молитвы – дал им дочь, не дочь, а своего ангела. Она действительно была божественна, как пишут в сказках – ни в сказке сказать, ни пером описать. Назвали Катенькой. Надо ли говорить о том, что родители её боготворили – всё для неё, вся жизнь, все средства. Но и она, к её чести, росла девочкой послушной, скромной, трудолюбивой; отца очень любила, а отец в ней души не чаял. Её обучали музыке, танцам, вокалу, хорошим манерам, иностранным языкам. В общем – принцесса. Отец пророчил ей большое будущее. Он постоянно ей внушал, что, получив образование, она должна непременно выйти замуж за нефтяного магната, банкира, короля или шейха; на худой конец – за принца на белом коне.