Система - [158]

Они заходят в маленький тихий двор, где Кир знает всё до мелочей. Здесь рядом находится школа, здесь прошло всё его детство. Алёнка бежит к одиноко стоящим двойным качелям.

– Как я давно не качалась, это так классно, – она блаженно закатывает глаза, когда Кир мягким толчком приводит в движение шаткую скрипящую конструкцию. Он раскачивает качели всё сильнее, придавая им максимальную амплитуду, а Алёнка на каждом взлёте взвизгивает. Как маленькая девочка она запрокинула голову назад и вытянула ноги. Он долго качает её, по-детски визжащую от восторга, пока она наконец-то отпустившись, не прыгает в его объятия. Он подхватывает её, но не может удержаться и падает в сугроб, увлекая её за собой. Она весёлая азартная с горящими щеками смотрит на него сверху блестящими жадными глазами.

– Я тебя люблю! – Её глаза разгораются пламенем хищной страсти, и она прижимается к нему влажными мягкими губами. Они ещё долго целуются, лёжа в сугробе, пока инстинкт самосохранения не загоняет их в подъезд.

– Куда мы сегодня? – Он сидит на ступеньках, а она примостилась к нему на колени и крепко прижимается, ласкаясь щекой об его щетинистый подбородок.

– Куда? Мм…сейчас что-нибудь придумаем.

– А ты ещё не придумал? Я думала, у тебя есть какой-то план.

– А зачем думать заранее? Хорошо думается тогда, когда есть острая необходимость. Вот, нам захотелось есть, и мы поели. Сейчас пришло время задуматься, где мы будем ночевать.

– Ты всегда решаешь всё на ходу? – Алёнка продолжает бурить глазами отверстия в Кире.

– Нет, не всегда, но моя мечта жить так, чтобы не было ничего запланированного.

– Что же в этом хорошего, когда живёшь сегодняшним днём и не знаешь, что будет завтра?

– А по мне, нет ничего скучнее стабильности. Нет ничего муторнее, когда твоя жизнь однообразна и расписана с утра до вечера на много лет вперёд. Мне тошно от этого однообразия. Тошно смотреть, как живут родители, их друзья. Сегодня они копят на стиральную машину, вчера копили на пылесос, а завтра будут копить на стенку. Вся жизнь проходит от понедельника до пятницы, от отпуска до отпуска. Это же серость какая-то, я не хочу. – Он берёт её за щеки и заглядывает в глаза.

– Вот скажи, Котёнок, разве это не классно, жить такой жизнью, где ничего не известно заранее: где ты будешь сегодня, что будешь есть, где будешь спать, каких людей встретишь? – Он сделал паузу. – А может сегодня тебя не станет.

Алёнка закрывает его рот ладошкой, – типун тебе на язык!

– Если знаешь, что каждый день может быть последним, то пока он у тебя есть, этот день, ты будешь в сто раз счастливее. Поверь мне! Я так живу.

– Я тоже хочу так… Я попробую. Ты меня научишь? – она жалобно с мольбой смотрит на него снизу вверх и его с ног до головы обдаёт приятным теплом.

***

Они поднимаются по щербатой грязной лестнице старой панельной пятиэтажки. В подъезде пахнет подвальной сыростью и кошатиной. Облупленные стены сплошь изрисованы и исписаны фаллическими символами и короткими словами, которые их обозначают. Наверное не было такого пацана, который докуривая бычок и видя свободное место на стене не испытывал желания внести свой вклад в роспись подъезда и не вставить туда заветные три буквы.

– К кому мы идём? – спрашивает Алёнка, разглядывая причудливые фрески.

– К одному старому знакомому. Если он дома, сегодня переночуем у него.

Старым знакомым Кир окрестил Ваньку Баранова. С Ванькой они знакомы через Кота, который является его условным другом. У дружелюбного Кота много таких условных друзей. В основном это институтские его однокашники, по большей части «мажоры», родители которых живут на севере. Кир называет таких друзей условными, потому что Кот использует их дружбу с одной целью – красиво потусоваться.

Ванька имеет выдающуюся еврейскую наружность и соответствующую натуру, так, что, иногда кажется, что он где-то купил себе паспорт с исконно русскими именем и фамилией. Кандидатура Ваньки появилась в голове Кира случайно, когда он мысленно пересматривал список людей, гостеприимством которых можно было воспользоваться.

Поднявшись на пятый этаж, он барабанит морзянкой в дверь, обитую черным дерматином.

Повисает тишина. За дверью не слышно каких либо звуков. Кир повторяет условный сигнал, выстукивая точка-тире-точка. Он уже повернулся к Алёнке, чтобы сказать, что здесь облом, но лязг открываемого замка, заставляет обернуться его назад к двери.

– Здрасьте! – на пороге стоит незнакомый парень лет двадцати пяти с голым торсом и в синих трико. Широкое лицо парня покрывает густая щетина.

– Вам кого?

Кир молча смотрит на волосатый как у борова отвисший живот.

– Кого тебе? – переспрашивает парень уже более резко и фамильярно.

– А где хозяин? – наконец-то выдавил из себя Кир.

– Какой хозяин? Я хозяин.

– Настоящий хозяин! Хозяин этой квартиры. – Кир говорит чётко, выделяя каждое слово, как будто общается с иностранцем.

– Его нет, мы её снимаем… – парень немножко оробел под напором неизвестного гостя.

– Кто это мы? – возмущённо спрашивает Кир, делая акцент на слове «Мы».

– Мы с другом…

Кир поворачивается к Алёнке:

– Ты смотри чё творит а? Он квартиру сдал, – он снова поворачивается к парню, – а мне то что теперь делать?