Система - [100]

– Во-первых, он уже не дух, а мы уже не черепа. А во-вторых, Санёк, я не понимаю, чего ты так упёрся. – Монтана улыбается, пытаясь разрядить обстановку. Ты даже слушать не хочешь, что мы хотим тебе сказать, а тема на самом деле очень сильная. Сейчас, когда Шакамал уходит…

– Сейчас, когда Шакамал уходит, роту будут держать те, кто шёл следом! – Резко перебивает Жулик. – У нас была отличная команда : я, Никулин, ТЫ, можно было Медного подтянуть. А сейчас…– Он отодвигает не тронутую тарелку с кашей. – Ну понятно, этот.. – он машет рукой в сторону Медного. – А ты-то Серёжа как скурвился? Что с тобой стало. На какой понт они тебя взяли?

– Меня никто не на что не брал. Это дело добровольное. – голос Монтаны дрожит, и лицо его заливает краской. – Тебя тоже никто уговаривать не будет…

– Мы тебя по-хорошему приглашаем, как хорошего толкового пацана, – приходит на помощь Медный.

– По хорошему? – Жулик начинает нервно смеяться. – А если откажусь, тогда что?

– Увидишь! – глаза Медного становятся ледяными.

– Короче так, пацаны! Мы с Никулиным остаёмся при своём. Ни в какие ваши сраные ассоциации и системы мы вступать не собираемся. Шакамал передал роту нам, и мы будем рулить…

– Ты хочешь сказать: «Ты будешь рулить». – Медный подбрасывает в руке варёное яйцо.

– Ну, хорошо. Я буду рулить! Кто-то против? – Жулик бегает взглядом по лицам оппонентов.

– Посмотрим! – ухмыляется Медный, продолжая играться с яйцом.

– Смотрѝте. А пока смо̀трите, сделайте так, чтобы это дерьмо не сидело за нашим столом. Пошёл на хуй! Ты мне аппетит портишь. – он обращается уже к Киру.

Кир умеет противостоять оскорблениям. Лучшее противоядие от таких унижений, это не реагировать на них, и он уже давно умеет пользоваться этим приёмом. Он относится к выпадам и оскорблениям так, как будто они произносятся в адрес постороннего человека. Это всё равно, что увернуться от удара. Этот навык, он считает одним из самых важных и горд, что когда то сумел им овладеть. Сейчас он спокойно пожав плечами «мол, извините за недоразумение» встаёт из за стола.

– Жаль, что ты не понимаешь человеческого языка. Ну, тогда пусть тебе всё объясняет большая бездушная машина. Только, как бы она не перестаралась… – Медный с хрустом вдавливает яйцо в тарелку и встаёт.

Когда троица выходит из столовой, Жулик в одиночестве хлебает остывший чай. Он не допустит в роте этой блядской демократии. Зря что ли он так долго ждал увольнения Шакамала? «Сейчас бить, бить и только бить. Бить каждого, кто усомнится в его авторитете. Если надо будет, Монтану и Медного тоже. А с этих духов шкуру нужно сдирать» – он скрипит зубами от тяжёлых мыслей.

Возвращаясь в роту, он решительно отпечатывает шаг. Правая рука в кармане брюк периодически нервно сжимается в кулак. На плацу зачем то выстроились курсанты. Три тёмно-зелёных прямоугольника, заполнили собой всю площадку. «Странно, сегодня же выходной» – думает Жулик. Обычно в выходные не бывает строевой. Ещё более странно то, что офицеров рядом не видно. Да их и не может быть. В субботу их на всё училище один, или два.

«ГОЛОС!»

Необычная команда внезапно доносится до уха Жулика.

И вдруг огромный строй из трёхсот человек взрывается лаем. Первые несколько лающих звука попадают в унисон, и это звучит странно и страшно.

«У- аффф! У-аффф! У-афф!» Потом тявканья распадаются, расщепляются и лай огромной собачьей своры несётся по плацу и эхом отбивается от огромной стены бетонного корпуса. Но стена, как будто тоже оживает и разражается ответным беспорядочным лаем из открытых окон. Бас породистых собак, звонкое тявканье пустолаек, разбавлено подвыванием и злобным рычанием. С каждой секундой лай становится увереннее, агрессивнее и веселее. Лай набирает силу.

Жулик останавливается, открыв рот. Вокруг него творится сумасшествие. Массовое помешательство, которое набирает обороты. Его ум пытается сказать: «Успокойся, не реагируй. Это просто прикол», но Жулик уже не слышит.

Он не слышит, что эти звуки издают люди, он слышит только их. Эти звуки! Всё его сознание заполняет только этот лай! Огромная свора собак и он один. Узкая тропинка в снегу вдоль высокого зелёного забора. Он пытается убежать, но ноги в валенках утопают в глубоком снегу. Он оглядывается и видит хищную ощерившуюся пасть первой собаки, за которой несётся свора. Она не остановится, не пощадит. Ей всё равно на умоляющие крики «Мама! Не надо! Пожалуйста!». Её слюнявая пасть клацает зубами совсем рядом, за спиной.

«Нужно уйти! Просто уйти» – опустив голову, он идёт вперёд. Всего двести метров до поворота за угол здания, а там уже подъезд и он спасён. Лай ударяет его в левое ухо, словно шквалистый ветер. Он пригибается и забирает правее, но лай сверху из здания бьёт по темечку так, что голова врастает в плечи. Лай иголками прокалывает спину, впивается в нервные окончания так, что сводит мышцы.

«Заткнитесь!» – пытается крикнуть он, но не слышит своего голоса. Лай преследует, его, сковывает движения, он вязнет в нём как в болоте. Всё это походит на кошмарный сон. Наконец он добирается до угла учебного корпуса. Ему бы только перевести дух, успокоиться, а дальше он разберётся со всем этим.