Сиротская доля - [2]

— Я думала, я думала… Флейта заиграла… — девочка смешалась, закрыла лицо руками и горько заплакала.

— Что ты думала? Отчего ты закричала?

Петрова рыдала, не произнося ни слова.

— Отвечай, Наташа, нехорошо упрямиться. Скажи чистосердечно Анне Федоровне, что ты думала, — уговаривала девочку молодая учительница, ласково положив руку на ее плечо.

Но девочка плакала и не ответила больше ни слова.

— Ты будешь строго наказана, Петрова! Стой тут за столом, пока дети будут обедать, затем пообедаешь после одна и придешь ко мне в комнату для объяснений.

Начальница ушла.

Молодая учительница, удивленная непонятным упрямством девочки, укоризненно покачала головой и сказала:

— Понять не могу твоего поведения! Очень стыдно и нехорошо так вести себя, Петрова!

— Что сделалось с нашей «незнайкой», с нашей тихоней? Она, наверно, с ума сошла. Смотрите, какая она белая, точно мукой посыпана! Губы-то как у нее дрожат… Отчего она так закричала? Испугалась, что мальчишка на флейте заиграл. Какая она смешная! Вот-то глупая! — судили и рядили воспитанницы между собою, посматривая на Наташу, стоявшую около своего места.

А у наказанной девочки в это в время в стриженной головке проходили, как в панораме одна картина за другой. Неожиданно заигравшая во дворе флейта напомнила ей недавние лучшие дни ее короткой жизни и того, кто один любил ее, жалел и баловал. Эти дни промелькнули, как падающая звездочка. Не забыть их Наташе, не забыть и дядю Колю, так хорошо игравшего на флейте. Где он? Почему забыл Наташу?! Может, умер под забором, как пророчила тетя Маша, может ходит и играет на флейте по дворам… Его все не любили, все смеялись над ним… Одна Наташа жалела, любила и помнит. Она затаила глубоко в памяти и в сердце эти воспоминания и никому не расскажет о них: другие ее не поймут и будут смеяться. Все всегда смеются над ним. Вот почему она так упорно молчала, когда ее спрашивали начальница и учительницы. И объяснения от нее никто не добился.

ПОСТУПЛЕНИЕ В ПРИЮТ

Шесть месяцев тому назад Наташу Петрову привела в приют тетка.

Маленькая стриженая девочка тихо озиралась большими испуганными глазами в незнакомом месте и хваталась дрожащими руками за платье своей спутницы. Как ни тяжело жилось ей в семье тетки, особенно последнее время, но там все было знакомо, там бывали и светлые дни, а здесь все чужое, неведомое, и как ей всегда говорили тетка и сестра, ее здесь порядком приструнят и воли не дадут.

— Тетя Маша, я домой хочу, — прерывающимся голосом прошептала Наташа, прижимаясь к тетке.

— Что, голубушка, боишься?.. Не умела ценить родных, не умела быть благодарной… Поживи-ка в чужих людях… Не раз вспомнишь наш дом… Увидишь и колотушки и обиды; не раз поплачешь, тогда вспомнишь, что тетя да Липочка доброму учили, — запугивала девочку расходившаяся женщина. Это была особа высокая, полная, с лоснящимся лицом, покрытым веснушками.

Наташа дрожала, как в лихорадке.

— Тетя Маша, возьмите меня домой, — шептала она, сквозь подступившие рыдания.

— Ничего, поживешь и здесь… Тебя давно пора прибрать к рукам, — пугнула ее еще раз тетка и стала униженно кланяться начальнице, которая вышла в приемную.

— Уж вы не оставьте ее своею милостью, госпожа начальница. Она сирота… Не я ее растила. Девочка баловная, ни к чему хорошему не приучена… С ней надо строгостью.

Начальница удивленно посмотрела на говорившую и, подойдя близко к Наташе, погладила ее по голове.

— Ты будешь умной и доброй — и мы станем любить тебя, — сказала она. — Не плачь, милая, тебя здесь никто не обидит. У нас много девочек, и они живут весело и счастливо…

— Эти девочки хороши в людях, а дома с ними сладу нет, — снова заговорила тетка. — Уж не знаю, как и Бога благодарить за то, что Он помог устроить ее в казенное место. Намучались мы с ней… Конечно, оно извинительно: росла без матери, совсем избаловалась.

Начальница снова перевела удивленные глаза с этой полной, энергичной женщины на хрупкую фигурку маленькой испуганной девочки, казавшейся такой забитой и покорной, и в голове ее мелькнуло: «Неужели эта женщина не могла исправить и хорошо повлиять на эту девочку, а эта крошка с большими умными глазами уже такой дурной, испорченный ребенок?!»

Наташа боязливо прислушивалась к словам тетки и в своем горе не понимала хорошенько их значения. Она вся дрожала и умоляющими глазами взглядывала на свою строгую спутницу.

Начальница старалась успокоить и ободрить маленькую девочку. Она гладила ее по голове и говорила ласково:

— Не плачь, душечка, постарайся быть доброй и послушной, и тебе везде будет хорошо.

— Старайся всем угождать; держи твой острый язычок на привязи, да не говори вечно дерзости, как дома, — добавила от себя тетка.

Начальницу удивляла эта женщина: как будто она привела свою племянницу на суд, а не в училище. Другие, особенно матери и отцы, которые приводили в приют девочек, никогда не выставляли на вид их дурного характера, их недостатков, проступков; напротив, все старались наговорить о своих детях как можно больше хорошего; эта же, нисколько не жалела, не щадила ребенка.

— Будете ли вы брать к себе девочку по воскресеньям и праздникам? — спросила начальница.