Сиротка. Слезы счастья - [15]

– А вдруг я ошиблась? Вдруг Фебуса украл какой-нибудь незнакомец? – еле слышно спросила себя Киона на полпути.

Она в нерешительности остановилась. Три рябчика, которых она потревожила, взмыли в воздух справа от нее и уселись затем на ветви чуть поодаль.

– Я не причиню вам зла! – воскликнула Киона. – Я не охотник.

Рябчики были любимой пернатой дичью для квебекцев. Тошан тоже охотился на них незадолго до наступления зимы. Бабушка Одина готовила восхитительные паштеты, которые можно было хранить в кладовке по несколько месяцев. В ветках над Кионой сновали туда-сюда и чирикали маленькие птички, опьяненные солнцем и доступностью обильной пищи. Кионе показалось, что она чувствует, как вокруг нее шевелятся тысячи живых существ – в своих гнездах, норках, на ветках, на земле среди зарослей… «Лето – это настоящий праздник, – подумала она со сжимающимся сердцем. – Может, как раз пришло наше с Делсеном время?»

Видение, которое появлялось у нее еще в то время, когда она была маленькой девочкой, снова предстало перед ее мысленным взором: любовные игры в чистой воде реки. Встревожившись и почувствовав, что щеки у нее зарделись, она едва не повернула назад и едва не отказалась от своего намерения разыскать этого юношу, который, если сравнивать его с ее близкими родственниками, оставался для нее чужаком. О Мукки и о Луи она знала буквально все. Первый из них унаследовал от Тошана его обаяние, силу и жажду приключений, а второй был флегматичным, вялым и капризным. Однако они оба обладали двумя прекрасными качествами – приветливостью и образованностью. «Им ведь так повезло в жизни! – мысленно сказала сама себе Киона, снова зашагав вперед. – Как можно за что-то осуждать Делсена, если он никогда не знал ни уюта, ни нежности, ни доброты?»

Несмотря на беспрестанные разногласия с Лорой, Киона знала, как сильно ей повезло в том, что ее воспитывали, опекали и лелеяли Эрмин и их отец. Жослин обожал своих двух дочек и доказывал это буквально ежедневно.

– Дорогая Мин, – сказала Киона громким голосом, – завтра ты уже будешь здесь. И это замечательно! Ты мне так нужна!

Едва она произнесла эти слова, как яркие цвета окружающего ее пейзажа потускнели – потускнели так, как будто их закрыли прозрачной сероватой завесой. Киона машинально провела рукой перед своими глазами. Завеса стала более плотной, и Кионе показалось, что все вокруг нее погрузилось в сумерки.

– Что со мной?

По ее коже побежали мурашки. Перепугавшись, она остановилась и присела на землю. Ее охватило странное чувство слабости во всем теле – как будто куда-то улетучилась вся ее энергия. Она попыталась остаться в сидячем положении, потому что была уверена, что если ляжет на землю, то потеряет сознание. Мучившее ее чувство холода усилилось, отчего у нее уже даже застучали зубы.

– Нет, нет… Мама, помоги мне, – простонала она.

Ее веки показались ей ужасно тяжелыми. Она заставила себя не закрывать глаза, но свет вокруг нее все равно исчез. Она теперь лишь слышала раздающиеся вокруг нее звуки: шум ветра в ветвях, щебетание птиц и какой-то тихий хруст.

– Я слепну! – с горечью закричала она.

И тут ей показалось, что ее лица коснулась невидимая рука. Киона снова закричала. В ответ на этот ее отчаянный крик раздалось ржание. Она почувствовала, как по ее телу пробежало что-то вроде электрического разряда, и к ней вернулось зрение, а затем в ее тело снова стала проникать жара этого июльского дня. Широко раскрыв глаза, она увидела, что ее конь скачет галопом вниз по склону. Его золотистая грива развевалась на ветру, а шерсть цвета меда блестела от пота. Морду ему сдавливал обрывок веревки.

– Фебус, не горячись, мой красавец! – крикнула она, вскакивая на ноги.

Животное узнало ее голос и замедлило свой бег. Затем оно вообще остановилось и стало топтаться на месте с бешеным взглядом, готовое в любой момент встать на дыбы.

– Фебус, успокойся, не горячись, – повторила Киона, вкладывая в эти слова все свои способности по части общения с живыми существами на расстоянии.

Она посылала своему коню успокаивающие изображения, иллюстрирующие их взаимную привязанность и дружбу.

– Иди сюда, не бойся ничего, я никогда не делала тебе ничего плохого, разве не так? Все закончилось, иди сюда…

Фебус замер. Он лишь нервно подрагивал. Девушка без каких-либо колебаний подошла к нему и принялась его гладить.

– Эта мерзкая веревка тебя поранила. Мне очень жаль! – сказала Киона, начиная сердиться. – А где тот, кто с тобой это сделал? Я уверена, что ты его с себя сбросил. Он этого заслуживал.

Она прижалась лбом к боку Фебуса, не зная, что теперь делать. Если бы она вернулась в Валь-Жальбер, чтобы снова оставить своего коня на лугу, она уже не смогла бы разыскать Делсена. «Он, я думаю, не сильно пострадал, но наверняка очень разозлился». Предаваясь подобным размышлениям, Киона развязала веревку и обвила ее вокруг шеи животного. Конь фыркнул.

– Мне и в самом деле очень жаль, Фебус, ты мне нужен, – сказала Киона.

Она уже умела очень хорошо ездить верхом. Ей достаточно было ухватиться левой рукой за гриву, и она могла легко вскочить коню на спину. Кожаное седло и узда облегчили бы езду верхом, но она уже научилась скакать галопом и ехать трусцой и без седла.