Сиротка - [178]

Эрмин с трудом встала. Тошан приказал собакам остановиться и подбежал к ней. Она оттолкнула его.

— Это из-за тебя! — пробормотала девушка.

— Нет, ты сама виновата! Ты не стала ждать, пока сани остановятся! — ответил он. — Мин, потерпи еще немного! Обещаю, что вечером мы отдохнем в тепле.

— Я тебе не верю. С меня хватит, — всхлипнула она.

— И это после малюсенькой метели и жалкого снегопада? — нежно сказал он, обнимая ее. — Все хорошо, потерпи! Я давно иду за санями, чтобы собакам было легче.

— Правда? — удивилась она.

— Ты займешь мое место, — вдруг сказал Тошан.

Он показал, как следует стоять на полозьях, держась за поручни. Эрмин почти утешилась, ведь она сразу же вспомнила об отце, Жослине Шардене, чьи руки когда-то касались этих поручней. Эта мысль ее успокоила.

— Вперед, Дюк! — крикнул Тошан.

Сани тронулись с легким толчком, и девушка еле удержалась на полозьях. Но она тут же выпрямилась, гордая, что правит упряжкой, как и ее отец когда-то.

— Вперед, Дюк, вперед! — звонко крикнул Тошан.

Плотная завеса снега и ветер больше не казались ей такими ужасными. Она смеялась, а муж потихоньку бежал рядом с санями.

— Мин! — позвал он, встряхивая своими длинными черными волосами.

— Что?

— Я не сбился с пути. Тем более что собаки знают дорогу к дому. Смотри!

Сквозь снегопад и сгущавшиеся сумерки блеснул желтый квадратик света. Девушка закричала от радости и облегчения. Через несколько минут они остановились перед заснеженной, довольно большой хижиной. Дверь тут же отворилась, и на пороге появилась женщина среднего роста, худая и с прямой спиной. Безмятежное лицо цвета хлебной корочки обрамляли две толстые черные косы. Она улыбалась, глядя на молодых людей ясными черными глазами.

— Мама, познакомься с моей женой, — сказал ей Тошан.

— Добро пожаловать, дочка, — напевным голосом сказала индианка.

— Добрый вечер, мадам, — прошептала оробевшая Эрмин, — очень рада с вами познакомиться.

— Зови меня Тала. На языке моего народа это означает «волчица». Муж называл меня Роланд. Это имя мне дал священник при крещении. Но муж мой умер, и я больше не хожу молиться в церковь. Входи, дочь моя. У тебя глаза еще более голубые, чем летнее небо.

Тошан увел упряжку в сарай, где обычно размещались сани. Даже не поцеловав мать, он стал выкладывать покупки и рыться в сумках.

— Входи и погрейся, — позвала Эрмин Тала. — Сын придет, когда управится. Я очень рада, что ты приехала.

Эрмин прошла вслед за ней в дом, показавшийся ей гаванью света и тепла. В обложенном галькой очаге танцевал, потрескивая, огонь. На полу вместо ковра были расстелены звериные шкуры. На крючках висели две керосиновые лампы, освещая комнату, в которой царили чистота и порядок. Убранство комнаты казалось непривычным, но при этом необыкновенно гармоничным. Предметов мебели, сработанных из светлой древесины, было немного. Стены были увешаны разноцветными тканями с загадочной символикой. На горячих углях стояла кастрюля, в которой булькало кушанье, приятно пахнущее мясом и овощами.

— В комнате я приготовила для тебя ушат с горячей водой, мыло и полотенца, — сказала мать Тошана.

— Но откуда вы знали, что мы приедем сегодня вечером? Нас задержала метель!

Тала звонко рассмеялась. Эрмин подумала, что она очень красива. Возраст матери Тошана она определить не смогла. Они с сыном были удивительно похожи.

— Если бы вы не приехали, я бы помылась ею сама. Я грею воду уже три дня подряд. Скажи, что обо мне рассказывал сын?

— Всего понемногу. Он постоянно говорит о вас, — ответила Эрмин с улыбкой.

Тала проводила ее в комнату и вышла. Здесь было тепло, но не жарко, как в общей комнате. При свете свечи девушка торопливо сняла сапожки, разделась. Обнажившись, она встала в лохань и начала мыться, вздыхая от удовольствия. Тала приготовила все необходимое: и кувшинчик, чтобы обливаться чистой водой, и кусочек ткани вместо губки.

«Красивый маленький дом, — думала девушка с удовлетворением. — Моя свекровь, кажется, добрая женщина. Я не смогу писать маме письма, значит, буду вести дневник в тетради и подарю ей его летом, когда вернусь».

Тошан, обвешанный вещами, вошел без стука. Эрмин шепотом попросила его поскорее закрыть дверь.

— Твоя нагота не смутит мою мать, — возразил он.

— Но я не хочу, чтобы кто-то, кроме тебя, видел меня голой!

Он сбросил вещи на пол и поцеловал ее сначала в губы, потом в шею. Никогда прежде Эрмин не видела его таким веселым. На лице появилось умиротворенное выражение.

— Я так рад оказаться дома, — сказал он. — Зимой я обычно работаю на лесоразработках и возвращаюсь в начале мая. Но на этот раз я с удовольствием буду ждать весну здесь, с тобой.

Эрмин надела сухую одежду и причесалась. Все еще не веря, что оказалась в тепле, она надела на ноги мягкие шерстяные тапочки. Тошан кивком указал на кровать со спинками из грубо обработанного дерева. Она была покрыта ярким лоскутным одеялом.

— Отец сделал мебель своими руками, мать сшила одеяло. Это была их комната. Теперь она наша.

— А где будет спать твоя мать?

— Есть еще одна комната, я построил ее прошлым летом, на случай, если ты когда-нибудь приедешь сюда со мной. Не волнуйся, мама давно там обосновалась.