Сирийская жара - [31]

— Я сам за себя отвечаю, — пробурчал Вася, отворачиваясь к стене. — Свет забыли погасить.

Зоров дотянулся до выключателя прямо с койки, и модуль погрузился в темноту, только шумел кондиционер и пахло хлебом, лежащим на столе. У Васи в голове вращались курды, автоматы, Горюнов в трусах и Зоров в белоснежной футболке и черном концертном галстуке-бабочке.

* * *

Васю растолкали на рассвете. Горюнов, одетый все в тот же задрипанный камуфляж, обвешанный оружием, бренчал ключами от машины над ухом Егорова.

— Василь, вставай! Курда проспишь. Ехать надо. Поешь в дороге. Сухпай уже в машине. Спецназ пойдет своей тропой, мы своей. Выйдем на точку параллельными курсами. Есть местечко — заброшенная деревенька, настолько разбитая, что теперь ничейная.

Егоров сел на койке, прислушиваясь к себе. Вроде болезнь отступила. Он влез в горюновский камуфляж. Посмотрелся в небольшое зеркало, висевшее у входа. Не успевал побриться. Камуфляж обтянул его плечи, словно он нарочно модничал, старался показать мускулатуру.

Заглянул сердитый уже Горюнов:

— Долго ты будешь любоваться собой? Времени нет!

Машина, темно-синий джип с сирийскими номерами и с привязанным проволокой бампером, оказалась такой же потрепанной, как и камуфляж Горюнова.

— Тачка — зверь, — Горюнов заметил скептический взгляд Васи. — Внешность обманчива.

Василий все время в присутствии полковника ловил себя на ощущении, что находится на восточном базаре, а ловкий торговец ему сейчас впарит вместо шелкового ковра старый потрепанный половик.

Вдохнув еще свежий с утра воздух с примесью керосина от самолетов, майор залюбовался небом с размытой желтизной еще не взошедшего солнца, как от растекавшегося яичного желтка. Пальмы казались почти черными, тушью прочерченными на фоне неба. В них безумствовали мелкие птицы, чирикая по утренней свежести, прочищая горло, ожидая горячего солнечного дня, когда в клюве пересохнет, останется только отсиживаться где-нибудь в тенечке, растопырив крылья и разинув клюв, чтобы охладиться.

— Слушай, а у нас хотя бы спутниковый телефон есть? — Егоров влез на заднее сиденье. Горюнов велел ему сесть туда, поскольку с его «русской рожей» лучше не попадаться на глаза местным. А сзади он все же не так заметен.

— Как в Греции, — подтвердил Горюнов, похлопав по бардачку.

Вася решил позавтракать, отломив хороший ломоть от местного хлеба, напоминающего халу, но посыпанного кунжутом, а не маком, хубз, как назвал его полковник. Тут же, прикрепленная к водительскому сиденью, торчала фляга с водой. Горюнов запасся кипяченой водой, которую выдавали на базе. Несколько бутылок местной минералки Figeh стояли в уже разорванной упаковочной пленке. Чувствовалось, что в этой машине не только ездят, но едят, живут, спят, ведут переговоры… Рядом с Егоровым валялся свернутый и перетянутый брезентовым ремнем спальный мешок. Но, как отметил Вася, все вещи арабские, американские. Ничего российского. Он догадался, что, если сложатся непредвиденные обстоятельства, то принадлежность Горюнова к российским войскам, а тем более к контрразведке, доказать будет невозможно.

Под ногами в пакете перекатывались консервные банки. Пакет из местного магазина — на нем надписи на арабском. Под сиденьем торчало что-то, напоминающее горлышко водочной бутылки.

— Что это у тебя? Горячительное?

— Арак из Сувейды. Возьми там консервы, чего ты одним хлебом заправляешься, — он взглянул на майора в зеркало заднего вида. — Там макдус, баранина и рыба, фасоль. Посмотри по этикеткам.

— Еще бы по-арабски научиться читать, — пробормотал Вася. — Какой еще макдус?

— Это баклажаны маринованные. Но в них чеснока много и масла оливкового. На картинки смотри.

— Этим не потравишься? — Егоров выбрал баранину.

— Я же жив. Пока. Там пластиковые вилки где-то валяются. Мне оставь немного. Я тоже на одном дыму с утра функционирую.

Ехать с Горюновым Вася зарекся. Хотя где ему еще доведется с ним кататься? В Москве вряд ли.

Полковник водил так, что баранина, которую съел Василий, то и дело просилась наружу. Правда, довольно быстро он убедился, что здесь все так ездят. Сигналят непрерывно, при этом абсолютно беззлобно, проформы ради, комментируют вождение других в открытое окно, размахивают руками. Горюнов тоже пару раз кого-то пропесочил по-арабски. Но оказалось, что это не ругань, потому что в конце реплики он засмеялся, как и тот, к кому он обращался.

Василий подумал, как же ведет себя Горюнов в Москве? Ему становился все интереснее этот тип, который с мрачным лицом и усталыми голубыми глазами все время шутил. «Но вряд ли он станет дружить со мной, — подумал Егоров с сожалением. — Не его я уровня. С Ермиловым они хотя бы в одном звании».

— А неизвестно, выехал нам навстречу курд или нет? — Вася поглядел в затылок Горюнова.

— По моим сведениям, что я получил на рассвете, да.

— Чем же его выманили?

— Я посчитал, что продолжение «интервью» его привлечет. Он поймет, что им заинтересовались.

— Неумно, — Вася поерзал, глядя в окно на чумазых городских мальчишек, которые бегали в своем дворе, поливая друг друга из шланга, брызги долетали и до прохожих, но никто на них не ругался за это. Один только взмахнул рукой раздраженно, словно отгонял мух. Горюнов стоял в небольшой пробке и несколько капель долетело до машины. Он беззлобно крикнул что-то пацанам, и те засмеялись. — Что, если ситуация у Салара поменялась и он уже не хочет никому предлагать себя, свои услуги, что угодно? Неумно! Надо было просто не теряться тогда во время интервью, а прояснить ситуацию. Неумно! — третий раз с обидой повторил он.