Сириус - [53]

Плакси к этому времени всерьез занялась политикой. Она побывала членом коммунистической партии, но вскоре вышла из нее, поскольку «они энергичные и убежденные, но при том невыносимые снобы и не отличаются честностью». Тем не менее, она осталась под влиянием марксизма, хотя и с трудом находила в марксистском учении место для своей веры в «духовное», игравшей все большую роль в ее жизни. «Дух, — говорила она, — должен занимать высшее место в диалектике, являя собой высший синтез.

Бывая дома, она часто толковала Сириусу о «равенстве возможностей, «классовой борьбе», «диктатуре пролетариата» и тому подобном. И уверяла, что хотя коммунизм, конечно, не окончательная истина, но ничто иное, как великая новая идея, основанная на коммунизме, покончит с войной и установит новый социальный порядок.

Сириус всегда сочувствовал стремлению к революционным переменам. Знакомство с Ист-Эндом убедило его в необходимости таковых. Он от души поддерживал идею общественной собственности на средства производства и творческое планирование общества. Однако в последнее время, вглядываясь в окружающую действительность, он к своему удивлению взглянул на вещи под другим углом.

— Все это верно, — говорил он, — однако твой новый порядок меня тревожит. Ты хочешь слить все фермы в один колхоз? Представляется довольно опасным. Все это — теории. Но как тебе нравятся творческие эксперименты Томаса? И что тогда будет со странными исключениями вроде меня, если такие существуют? Вся штука в том, кто будет распоряжаться обществом? Хорошо тебе говорить, что люди справятся сами, но упаси нас Бог от людей! На самом деле они ни на что подобное не способны. Способно некое меньшинство — либо просто демагоги, либо начальство. Чтобы установить такой строй, нужны люди бодрствующие. Только пробудившиеся люди способны создать что-то стоящее. Остальные — просто овцы.

Плакси возразила ему:

— Общество планируется для обычных людей, и потому цели плана должны определять простые люди, и они же должны контролировать исполнение. Пробудившиеся служат обществу. Овчарки служат овцам.

— Чушь, — отрезал на это Сириус, — полный бред. Собаки служат хозяевам, которые используют овец и собак.

— Но у свободных людей, — доказывала Плакси, — не будет хозяев — они сами станут себе хозяевами. Хозяином будет весь народ!

— Нет-нет, — воскликнул Сириус, — с тем же успехом можно сделать хозяином все овечье стадо. Лично я признаю только одного хозяина, а не сорок пять миллионов двуногих баранов, и не два миллиарда. Я подчиняюсь, просто и абсолютно, только духу.

Ответ последовал незамедлительно.

— Но кто может сказать, чего требует дух? Кто истолкует его волю?

— Да кто же, как не сам дух? — отвечал Сириус. — Он направляет мысли всех своих слуг, своих овчарок, пробужденных людей.

— Но дорогой мой, безрассудный, смешной Сириус, это прямая дорога к фашизму! Вождь, который знает, и остальные, исполняющие его приказы. И партия верных овчарок, заставляющих овец подчиняться.

— Фашистская партия, — возражал Сириус, — состоит не из пробужденных. Ее члены представления не имеют, что есть дух. Они и запаха его не знают, и голоса не слышат. В лучшем случае из них получаются взбесившиеся овчарки, одичавшие овчарки, выбравшие вожаком волка.

— Но Сириус, сердце мое, разве ты не видишь: то же самое можно сказать о нас. Кто рассудит, в чем разница между нами?

У Сириуса был готов ответ:

— Кто рассудил Христа с Первосвященником? Только не народ. Народ сказал: «Распни его!». Истинный судья — хозяин Христа, дух, обращавшийся к его разуму, как и к разуму Первосвященника, хотя тот не желал слушать. Штука в том, что, кто служит духу, не может служить иному хозяину.

А дух требует от нас любви и ума, и творческого служения. Любви к каждой овце в отдельности, а не к стаду: к маленькому коралловому полипу, а не к красоте кораллового рифа. К каждому отдельному сосуду духа. Такая духовная любовь, разум, творчество — это и есть собственно «дух». Плакси с жестокой насмешкой бросила:

— Преподобный Сириус произнес одну из самых глубокомысленных и душеполезных своих проповедей!

Они сидели тогда на лужайке в Гарте, и пес в шутку набросился на нее, опрокинул в траву и нацелился схватить за горло. С детства привыкшая к таким потасовкам Плакси ухватила приятеля за уши и хорошенько дернула. Он, не успев ни ласково прихватить ее зубами, ни лизнуть, взмолился о пощаде. Двое улыбнулись, глядя друг другу в глаза.

— Маленькая садистка, — сказал Сириус. — Милая жестокая сучка.

Плакси одной рукой ухватила его за нижнюю челюсть и нажала назад и вниз. Клыки цвета слоновой кости мягко сомкнулись на ее запястье. Девушка и собака игриво возились, пока Плакси, утомившись, не отстранилась и, вытирая руку о подол, не выдохнула:

— Старый слюнтяй!

Они помолчали, лежа на траве.

Плакси вдруг спросила:

— Тебе хорошо с Виванви, да?

Пес расслышал легкое напряжение в ее голосе и, выдержав паузу, ответил:

— Она милая. Хоть и тупа как пробка, но в ней есть зачатки души.

Плакси, выдернув травинку, пожевала ее, уставившись на далекий Риног.

— У меня тоже есть любовник, — сказала она. — Он зовет меня замуж, но это была бы такая морока. Он сейчас пошел на службу в авиацию. Хочет, чтобы я нарожала ему детей, побольше и поскорее. А я не спешу. Я еще слишком молода, чтобы связать себя с кем-то навсегда.