Сириус – собачья звезда - [15]

Алексей бросает свой пистолет. Потапов приказывает:

— Взять его аккуратно… Пешка свое отыграла, — и опускает руку с пистолетом на деревянный, крепкий крестьянский стол.

К стоящему с поднятыми руками Плахову приближаются трое. Но он делает резкий шаг им навстречу… одновременно выпустив из обшлага куртки нож-финку. Нож впивается в запястье Потапова, пригвождая руку к дереву стола. Несчастный корчится и вопит от боли.

— Аля! На улицу! — рычит Плахов, вступая в смертельную схватку. Один против троих. Четвертый, Потапов, с мукой на лице вырывает нож из своей руки… И, окровавленно бешеный, бросается в водоворот схватки.

По проселочной дороге бросало «жигули». Водитель был окровавлен и зол. На переднем сиденье жалась от пережитого страха девушка. Алексей ругался:

— Я же тебя просил… Родная! Дорогая! Черррт! Ну, бабы! Если мир погибнет, то только от вас, дур!

— Алеша, я больше не буду. Я не думала…

— Никогда не думай! Думать буду я! Я!

Над дальним пролеском, синим от наступающих сумерек, зависло два вертолета. Плахов снова чертыхнулся: — Тьфу, черррт!.. Как медведя в берлоге.

— Что?

— Птичек, родная, подняли. В капкане мы.

— Алеша, я не хотела…

— Хватит об этом. — Взглянул на часы. Зуммер как сигнал бедствия.

— Ты весь в крови, — сказала Аля.

— Это не моя, — ответил. — Чужая.

По скоростной трассе двигалась колонна боевых машин пехоты: крытых брезентом грузовиков, легковых автомобилей. Эфир был забит радиопереговорами:

— Я «восьмой»! Квадрат А-семнадцать перекрыт!

— Я «пятый»! Квадрат Д-двенадцать закрыт!

— Я «второй»! Жду приказа!

Над лесом угасал закат. У него были кровавые отблески.

Машина подъезжала к замку-усадьбе. В сумерках графские развалины казались неприступными. Автомобиль поднялся на каменный мостик, изгибающийся надо рвом, остановился. Плахов выключил мотор. Шум леса и надвигающийся издали какой-то напряженный, угрожающий гул. Алексей поцеловал любимую в щеку.

— Ну, что, спортсменка? Выручишь?

— А ты меня простишь?

— Уже простил, коль такое задание Пятачку поручил, — проговорил в рифму. Посмотрел на часы. — Ну, что, с Богом?

— С Богом, — поежилась Аля.

Они быстро прошли по лабиринтам коридоров, спустились по лестнице вниз… Остановились у тупика. Девушка обняла Алексея.

— Я тебя люблю.

— И я люблю. И буду любить сто лет.

— Правда? — Слабо улыбнулась. — Сто лет?

— И будет у нас куча мала…

— Алешенька! — Плача, вцепилась в него.

— Все-все, — осторожно обнял девушку. — Вот тебе фонарик. Ты девочка мужественная. Помоги мне, пожалуйста.

— А тебя не убьют?

— Ни за что! — Поцеловал заплаканное лицо любимой. Нашел рукой нишу, повернул там рычажок. — Ориентир… женский монастырь… дальше шоссе… Там тридцать седьмой километр, Аленька!

— Помню-помню, — твердила девушка. Заскрежетали механизмы — и плита дрогнула. Луч фонаря заметался в холодной глубине подземелья.

— До встречи, — прокричал Алексей.

— До встречи! — И девушка исчезла во мгле. Затем скрежет механизмов прекратился — и снова тупик.

По проселочной дороге двигались БМП. Бойцы спецназа в маскхалатах прочесывали лес. Лаяли собаки. Из глубины леса одна БМП приблизилась к стоящим на каменном мосту «жигулям». Несколько бойцов тоже осторожно двигались к автомобилю. Алексей следил за их действиями через брешь бойницы. Поправив автомат, утопил кнопку портативного «миновзрывателя».

Яркая вспышка огня — и машина лопается от взрыва, как консервная банка. Взрыв и пламя бросают бойцов в темный, спасительный лес.

По черной реке плыла девушка. У противоположного берега оглянулась на звук взрыва. За далекими деревьями угадывалось розоватое облако смерти.

Алексей, перебежав к другой бойнице, уложил на плечо ранее приготовленную ручную ракетную установку. В прицеле появилась неповоротливая машина пехоты. Выдержав паузу, Плахов нажал на спуск… И тут же бросился к следующей бойнице. Там его ждала еще одна ракетная установка…

По лесной тропе бежала девушка, задыхалась. Среди деревьев мелькала сигнальными огнями и фарами скоростная трасса.

Над шоссе стрекотал вертолет, потом уплыл в сторону леса, где тяжело и весомо ухали взрывы. Радиоэфир кричал, страдал, матерился:

— Я «седьмой». Что там у вас происходит? Какие ракеты?… Прием-прием, вы что там, совсем охуе…?

— Я «десятый»! Есть раненые и убитые! Еб', это же война! Прошу огневой поддержки!

— Ну, что, сучье племя! Чему я вас учил! Расстреляю!.. В Бога, душу, мать!..

Казалось, что горят графские развалины. Бойцы преодолевали ров с болотной водой, стреляли. Зажигательные снаряды чертили вечернее небо. Из замка бил АКМ. Потом ударил карабин. Ухнули гранаты… две-три-четыре…

На обочине шоссе тридцать седьмого километра стояла машина. Водитель, человек в кожаном пиджаке с депутатским значком, нервничал: по трассе шла военная техника, километрах в пяти-шести происходили странные боевые действия.

Вдруг на обочине появилась девушка в мокрой одежде. Подбежала к автомобилю, горячо заговорила в открытое окно.

— Вы дядя Витя?… Вам посылочка от племянника… Он сейчас очень занят. — Невольно оглянулась на дальний гром. — Вот просил вам передать, — протянула компьютерную дискетку.

Человек в кожаном пиджаке на секунду засомневался, глядя в молодое взволнованное девичье лицо… Затем быстро проговорил: