Сириус – собачья звезда - [11]

— Плохие у нас дела, сынок.

— А что такое?

— Потери у нас, Алеша.

— Потери?

— В группе «А».

— Я вас не совсем понимаю.

— Возникли очень странные обстоятельства. Весьма странные.

— Вы меня подозреваете?

— Такая должность: подозревать всех.

— Что я должен делать?

— А ничего, сынок. Мы тебе путевку… На море. На недельку. Ты не против?

— А как же новое назначение?

— Школа спецназа?… Прости, Алеша, я поторопился. Ты еще молод. Горяч, — многозначительно хмыкнул Председатель. — Холодное море, быть может, пойдет тебе на пользу.

— Веселые дела, — покачал головой Плахов.

— Это приказ. — Председатель нажал кнопку вызова. На пороге возник Потапов. — Путевка, к сожалению, на два лица. Надеюсь, вы найдете общий язык?

— Так точно, товарищ Председатель, — отрапортовал Потапов.

— Я могу быть свободен? — спросил Плахов.

— Свободен только Господь наш. — Председатель поднял глаза вверх, на потолок. — А мы его вечные зеки. — Обратился к секретарю: — Когда там ваш поезд?

— В двадцать два ноль четыре!

— Так что, Алеша, свободен до этого времени. — Прищурился со значением. — Вопросы есть?

— Есть.

— Какие?

— Я могу подать рапорт об отставке?

— Можешь. Имеешь, так сказать, полное право. — Председатель открыл нервным движением сейф, вытащил служебный пистолет, передернул затвор. — Я принимаю только такие рапорты.

— Разрешите идти? — спросил Плахов, играя желваками. — Отец учил меня никогда не подписывать чистые листы бумаги. — И, развернувшись, вышел вон из кабинета.

Председатель плюхнулся в кресло, спросил Потапова:

— Где там наш герой гражданской войны?

Секретарь прошел к двери, которая вела в председательские покои, открыл ее.

— Владимир Ильич, прошу…

Появился дедуля, похожий на бабулю. В черном, траурном костюме. Три ордена Ленина на старческой, впалой груди звякали, как тридцать сребреников.

По шумной, многолюдной улице шел Плахов. Не спешил. Останавливался у витрин, киосков, стендов. За ним, как тень, следовал сбитый, крепкий молодой человек в кепи.

Затем Алексей сделал резкое движение — и пропал в толчее Центрального универмага. Молодой человек занервничал, заметался и тоже нырнул в людской водоворот.

Плахов прятался в темно-синем полукруглом козырьке таксофона, быстро наговаривал в трубку:

— Да-да, там шит рекламный. Все, а то я засвечусь! Будь!

Выбрался из-под козырька. Увидел напротив отдел игрушек. Пробрался туда. Продавщица демонстрировала малышам деревянную забавную игрушку, дергая за нитки руки-ноги-голову куклы. Малыши были в восторге. Как и некоторые взрослые дяди. Один из них, в кепи, особенно.

Темный перрон. Крикливые провожающие. Все это проплывает за пыльным окном СВ скорого поезда.

В одном из купе двое, Плахов и Потапов. Сидят друг против друга, похожие на командированных.

— Двадцать два ноль четыре, — говорит Потапов.

— Двадцать два ноль пять. — Алексей проверяет свои часы.

Его попутчик довольно крякает:

— Что не имеет принципиального значения, милый мой!

— Все имеет значение, — со значением говорит Плахов.

— Алеха, даже не надейся, — весело рычит Потапов; условным стуком — в стенку.

На пороге купе вырастает, как дуб, огромный молодой человек в кепи. Потапов обращается к нему: — Динамит! Шахмат там или шашек нет?

— Нет. Есть я.

— Отдыхай, Динамит, — отмахивается Потапов. И своему спутнику: — Видал? Зовут Динамит. Убивает одним ударом в лоб. Так что, Леха, ваши не пляшут.

— Иди ты к матери такой-то, — огрызается Плахов. — Надоел. Ты меня знаешь. Я букашку не обижу…

— Не свисти, свисток, — ухмыляется Потапов. — Пойми, дурачок, мы с тобой пешки, Плаха. На какую нас клеточку поставят…

— Иногда пешки проходят в ферзи.

— Не в этой комбинации, Алеха! Сразу предупреждаю: партию ты проиграл. Баста!.. Когда играют короли, то головы рубят у придворных двора Их Высочества…

Появилась тучная, как туча, проводница.

— Билеты, граждане хорошие. И за постельку… Чай?

— Чай обязательно, — ответил Потапов. — Два.

— Можно три? — спросил Алексей.

— Три, хозяйка.

Стучат-бьют колеса на стыках рельсов. За СВ-стеклом угадывается пригород — тусклые соты окон новостроек. Алексей смотрит на часы. Входит в купе проводница.

— Осторожнее, крутой кипяточек!

— Спасибо, хозяюшка. — Потапов отбрасывает газету. — Побалуемся чайком-с! — Берет в руки стакан.

Алексей аккуратно задвигает дверь купе. И через секунду чайная горячая жижа из двух стаканов выплескивается в лицо Потапова.

Стучат-бьют тяжелые, стальные колеса на стыках рельсов, заглушая посторонние звуки и голоса.

Но условный стук в стенку услышан молодым человеком в кепи. Позевывая, отправляется в соседнее купе. Открывает дверь. Его непосредственный руководитель с пластырем на лице прикован наручниками к основанию столика. Он лежит под столиком на спине, точно жук, и его левая рука намертво сцеплена с правой ногой, а правая рука — с левой ногой. Словом, выдающийся цирковой номер, вызывающий шок у постороннего.

Молодой человек в кепи делает шаг вперед, наклоняется, чтобы помочь несчастному руководителю. Алексей, прятавшийся в багажном отсеке, обрушивается на него, как камнепад.

Электровоз добросовестно тянул вагонный состав на подъеме. Дверь вагона СВ приоткрылась — и через мгновение Плахов кувыркнулся вниз. Упал на щебень. Мимо него с чудовищным железным лязгом мелькали буфера и колеса.