Сириус Цэ - [5]

Но более всего меня поразили оленьи рога на верху одной из полок и находящийся почти под самым потолком большой доисторический чёрно-белый портрет некоего седого господина с бородой и в строгом костюме за подписью «Лев Семёнович Берг». Кто это такой, я спрашивать не стал. И так было ясно: либо основатель института, либо какой-то выдающийся ихтиолог.

А совсем уж сводила с ума листовка, приклеенная скотчем к половинке входной двери. На ней был изображён явно ослепший красноармеец в тёмных джон-ленноновских круглых очках и с палочкой в руке на фоне железнодорожной цистерны. Вверху было начертано: «Товарищ, не пей метилового спирта!». Я жутко обрадовался этой листовке и в ответ на предложение доцента Савушкина выдвинул встречное:

– А может быть, по коньячку?

***4***

Максим Глубинный почти неподвижно висел в космическом пространстве на расстоянии 346 километров от Земли и равнодушно смотрел на скопление ярких белых огней, находившихся в океане на полпути между Мальвинскими/Фолклендскими островами и Аргентиной. Максим Глубинный дрейфовал (и дрейфил). Температура вне его скафандра «Орёл» была минус 88 градусов по Цельсию, по ту сторону скафандра не было воздуха. Внутри же защитной оболочки были и вполне комфортная температура, и воздух. Правда, воздуха, судя по показанию табло наручных приборов, у Максима оставалось на двадцать семь минут.

Ни штатный «Союз», ни запасной, внутри которого можно было спастись, он догнать не попытался, потому что на сто процентов был уверен, что это невозможно сделать из-за огромной разности скоростей между удаляющимися космическими кораблями и «Орлом». Оба «Союза», кувыркаясь, отправились в долгий путь в соседние южные созвездия. Один – в Часы, другой – в Сетку.

Почему произошёл взрыв орбитальной станции – этот вопрос уже больше не интересовал Максима, поскольку точный ответ на него он не знал, а строить всевозможные предположения ему надоело. В данный конкретный момент времени его больше всего занимала мысль – как ему достойно уйти из жизни; что такое придумать, чтобы его гибель запечатлелась в памяти человечества, как нечто, соответствующее его звёздному статусу.

Но ничего толкового на ум не приходило. Из-за животного страха смерти, поедом пожирающего всю его сущность, мысли лишь разбредались в разные стороны и в голове крутилось уже многократно думанное и передуманное.

Максим Глубинный с грустью и щемящей тоской подумал о тех людях, кого из-за взрыва станции он потерял. Представил лицо Бати – его лысую шарообразную башку, длинный мясистый нос, рыжеватые брови, бесцветные слюдяные глаза. Батя был здорово похож на немецко-фашистского солдата. Этакий Фриц Рыжий Лис из детской книжки. Увидел болтуна Вальку, постоянно травившего свои полуфантастические байки. Игната, по прозвищу Нафаня, с вечно довольной физиономией, страстного меломана, большого любителя классических рок-групп, в том числе и его поклонника. Японца Тусиму (за глаза именуемого Фукусимой), то и дело попадающего в трагикомические ситуации. Единственного более-менее серьёзного члена экипажа – биолога Майкла Хаббарда, американца. «Эх, хорошие были ребята!»

Почему-то вспомнился эпизод, как по случаю дня рождения Бати он вместе с ними со всеми пил малыми дозами коньячок из пластиковых туб с этикеткой «Чай особый». И ещё один – как Хаббард учил его пользоваться так называемым ассенизационным устройством, проще говоря, туалетом, стоимостью аж 19 миллионов долларов, которое, как выяснилось, стоило бы гораздо дешевле, если бы было изготовлено из чистого золота.

С огромным сожалением Макс вспомнил и о своей навсегда утраченной гитаре – красном «Фендере» с серийным номером 002, которая, по его настоянию, в комплекте с усилком и колонкой была в «грузовике» доставлена на орбиту. И в компании с которой он впервые в мире отыграл хоть и короткий, но исторически важный космический концерт – исполнил несколько вещей из собственного репертуара, транслируемых в прямом эфире на весь земной шар; как он выразился, «на всю вселенную».

Представил кислое личико Криськи, которая должна была вслед за ним отправиться на МКС и стать первой в мире поп-певицей, спевшей в космосе. Агилера уже заплатила 50 миллионов долларов за предстоящий полёт.

Подумал: «Теперь её поездка накрылась медным тазом. Но ей-то деньги вернут, а я, идиот, отдал полтинник «лимонов» за собственную смерть». При этом поймал себя на ощущении, что к тому, что с ним случилось, он до сих пор не относится как к реальности, и что он всё время ждёт, что вот сейчас в мертвецки молчащих динамиках снова возникнет чуть хрипловатый Батин голос и тот ехидно рассмеётся и скажет что-то

по-детски банальное, типа: «Обманули дурака на четыре кулака».

Максим Глубинный безучастно рассматривал яркие белые огни в океане и сожалел о том, что он так и не узнает, чем они являются на самом деле. «Батя вроде бы намекнул, что природа огней объясняется чем-то простым. Ну, хоть убей меня – не могу догадаться, что бы это могло было быть. Вот было бы здорово, если бы они действительно оказались «летающими тарелками» инопланетян. Тогда не так печально мне было бы умирать. Было бы кому помолиться, было бы хоть в кого-то поверить.»