Сиреневый ветер Парижа - [61]

– Телефон тебе ни к чему, — сказала я, забирая его сотовый. — Спокойной ночи.

– Вы куда? — изумился он.

– Неважно. Я буду в соседней комнате. Если что, зови.

– Так вы остаетесь? — еще больше изумился журналист.

– Мне все равно надо где-то ночевать, — зевая уже во весь рот, ответила я. — Отдыхай. Утром я уйду, так что можешь не беспокоиться.

– Вы можете оставаться сколько хотите, — проговорил журналист. — Здесь вы в полной безопасности.

– А я чувствую, тебе не терпится написать про меня очередной репортаж, — подколола я его.

– Я же профессионал, — сердито отозвался он.

– Тебе пора менять работу, — сказала я.

Он сглотнул и опустил глаза. Я пожала плечами и затворила дверь.

* * *

Когда я проснулась, было уже одиннадцать.

Ночь я провела на диванчике в гостиной, подложив под голову несколько диванных подушечек. В отличие от нашей мебели французские диваны созданы исключительно для того, чтобы люди на них сидели, а не спали, и поэтому я пробудилась с таким ощущением, словно все кости моего тела предприняли безуспешную попытку поменяться местами и создать новую Веронику Бессонову. Простреленное Филиппом плечо тоже давало о себе знать. Я приподнялась, пощупала чемоданчик, который поставила возле дивана, и подумала, что неплохо было бы чего-нибудь перекусить и сменить повязку.

Артюр лежал в постели. На его щеках играл слабый румянец, но обладатель его выглядел куда более обнадеживающе, чем вчера.

– Доброе утро, — сказал он.

– Доброе, — согласилась я. — Как ты себя чувствуешь?

Он мрачно поглядел на меня. Надо вам сказать, что при ярком дневном свете открылась еще одна черта журналиста, на которую я вчера совершенно не обратила внимания. А именно: этот молодой человек с правильными чертами лица был довольно симпатичным. Впрочем, трудно быть сероглазым брюнетом с ломаными бровями и правильными чертами лица и не являться при этом симпатичным. Единственным его недостатком оставалась профессия, которая по-прежнему мне не нравилась, — вернее, то, что являлось объектом интереса моего собеседника.

– Неужели вам и впрямь интересно, как я себя чувствую? — раздраженно спросил он.

Тут я подумала, что терпеть не могу всех журналистов на свете, и не только тех, кто делает деньги на чужих смертях, боли и страданиях.

– Ладно, — сказала я и вышла, не опускаясь до ненужных объяснений.

В ванной я сменила повязку, после чего отправилась на кухню. В холодильнике я отыскала такое количество пищи, которое могло бы прокормить взвод солдат. Я съела упаковку малины, поджарила кусок мяса и налила себе полный стакан апельсинового сока. Интересно, как Артюр напишет об этом в своей статье — «знаменитая террористка любит апельсиновый сок» или «ничто человеческое не чуждо даже убийцам»? Мне стало смешно, и я фыркнула.

В следующее мгновение я едва не поперхнулась соком, потому что на пороге кухни внезапно выросла человеческая фигура. Это был журналист.

– Какого черта, — раздраженно буркнула я, поставив стакан на стол.

– Я пришел извиниться, — сказал он.

– Мне не нужны твои извинения, — отрезала я.

Положительно, я все больше и больше входила в роль своего двойника.

Артюр постоял в дверях, потом медленно подошел к стулу и осторожно опустился на него. Открытие, что раненый, оказывается, может самостоятельно передвигаться, совершенно выбило меня из колеи.

А если бы он позвал на помощь? Если бы сообщил, к примеру, что я вломилась к нему силой и держу его в заложниках? Конечно, я забрала его сотовый, но что, если у него имелся запасной телефон? А если даже не имелся, что могло помешать ему вызвать подмогу по Интернету, ведь я совершенно забыла о его ноутбуке?

Но если Артюр действительно кого-то вызвал, почему до сих пор тихо, в окна не ломится спецназ и на улице не воют полицейские сирены? Или он все-таки сказал правду, и единственное, что его интересует, — это эксклюзивный материал?

– Оказывается, твой доктор — настоящий кудесник, — пробормотала я.

– Да, он такой. А ты что, любишь малину? — спросил Артюр, кивая на пустую упаковку.

– Я уже говорила, чтобы ты мне не тыкал.

Его серые глаза блеснули, и у меня возникло неприятное ощущение, что ему нравится провоцировать меня.

– Почему? Ты же говоришь мне «ты».

– Теперь я не удивляюсь, почему твоя манекенщица тебя бросила, — хмыкнула я. — Для меня вообще загадка, как она могла с тобой связаться.

По лицу Артюра я поняла, что перегнула палку, но он пересилил себя и растянул губы в подобии улыбки.

– Слушай, я никому не позволяю так с собой разговаривать.

– Я тоже, — отозвалась я.

Мы глядели друг на друга, как два заклятых врага, но пристальный взгляд Артюра было очень тяжело выдержать. Пожав плечами, я сдалась первая и уткнулась в бумажку, которую вчера изъяла у убитого человека Принца.

– Про тебя не скажешь, что ты легко уживаешься с людьми, — сказал он.

– Это из будущей статьи? — осведомилась я.

Он умолк и закусил губу. Я видела, что он взбешен, но знала, что он сумеет удержать себя в руках. Не потому, что он такой хладнокровный, а потому, что огнестрельное оружие имеется только у меня.

– Что это? — спросил он, кивая на бумажку, которую я разложила на столе.