Сирена - [41]

– Прелесть, радость, счастье, жизнь! – лепетали его губы, покрывавшие ее поцелуями.

Это была минута какого-то отчаянного безумия. Варгин потерял ощущение времени, пространства, расстояния; он чувствовал только близость любимой женщины, ее руки, охватившие его шею, ее тело, трепетавшее в его объятиях.

Пролетела минута, хотя это была вечность блаженства, но все-таки она пролетела.

– Тсс... довольно, – услышал он, – нас могут застать... Сюда, сюда!

И, сам не зная как, Варгин вдруг почувствовал, что все исчезло кругом. Он стоял в темном коридоре, в конце которого виднелся свет фонарей, горевших на палубе, и мелькали гости.

– Ты что тут делаешь? – услышал он голос управляющего, вероятно, за стеной коридора, там, где только что был он сам.

– У меня закружилась голова, я ушла, чтобы оправиться, – ответил другой голос, женский.

Варгин узнал, что это была леди.

Они говорили по-русски, и тон управляющего был властен, почти груб, совершенно не похож на тот, которым он разговаривал с леди в присутствии Варгана на сеансах.

– «Голова закружилась, оправиться»! – иронически повторил управляющий. – Я знаю тебя. Берегись!

– Берегись и ты, – возразила она, – настанет мое время, тогда и я сведу наши счеты. Я тебя предупреждала несколько раз.

– А я тебе отвечал, что ни в каком случае не боюсь тебя, и теперь повторяю то же самое. Если бы только не твоя красота...

– И если бы только не твое ничтожество... тогда бы что было?

– Тогда бы... тогда бы ты пропадала в своем ничтожестве. Помни, к чему обязывает созданное тебе положение!

– А ты помни свое положение предо мною! Ты – управляющий и больше ничего.

– Я управляющий для всех других, а для тебя...

– Что, что ты для меня?!

– Иди к гостям! Потом поговорим!

– Нет, я хочу знать сейчас. Слышишь? Или я не посмотрю ни на что.

– Ну, я говорю тебе: полно! Иди к гостям! Ты уже готова наделать глупостей... Довольно!

– Вот так-то лучше! Ну, проси прощения! Нет, стань на колени... на колени, говорят тебе!.. Целуй туфлю! Впрочем, ты недостоин, довольно тебе подола платья... Нет, и этого много... Поцелуй то место, на котором я стояла! Ну, кто же я теперь, по-твоему?

– Ты... ты – сирена!

И голоса стихли. Послышался отдаляющийся шорох платья леди.

«Сирена, сирена! – повторял Варгин, выходя по коридору на палубу и с жадностью вдыхая свежий воздух. – Да, она – сирена, но, кто бы ни была, она может делать со мной что хочет... что хочет. Я в ее власти теперь!»

Он оглянулся. Из золоченой двери каюты выходила леди, гордая и спокойная, а за нею, подобострастно склонившись, следовал управляющий.

Они прошли мимо, к гостям, не обратив внимания на Варгина, словно тут его вовсе и не было, словно и забыли о существовании его или даже никогда не помнили. Обычная холодность сковывала красивые черты леди; ни глаза, ни бесстрастная складка рта не выдавали ее, и только ноздри расширились, и то слегка – чуть-чуть заметно.

Варгин владел собой плохо. Щеки его горели, рот нервно дергался, и глаза, он знал это, блестели радостью и торжеством. Ему жаль было сдерживать в себе эту радость и торжество, он нарочно хотел поддержать их, испытывая все еще наслаждение ими.

Управляющий, отстав от леди, подошел к нему.

– Что вы делаете тут, молодой человек? – спросил он, взглядывая Варгану близко в лицо испытующим, подозрительным взглядом.

Варгин подбоченился и дерзко поднял голову.

– А не все ли вам равно, что я делаю, человек средних лет? – проговорил он и смерил управляющего взглядом с головы до ног.

Тот усмехнулся, покачал головой и повернулся было, чтобы идти дальше, будто не желая обращать внимания на выходку Варгина, но потом остановился и сказал вполоборота:

– Да, чтобы не забыть: завтра вашего сеанса для портрета у миледи не будет. Вам пришлют сказать, когда вам можно будет явиться к ней.

И прежде чем Варгин успел возразить, он пошел дальше и смешался с толпой гостей.

Варгин, назло управляющему (он уже ненавидел его всеми силами души), остался на яхте до конца бала. И только когда начался разъезд, он заметил, что у него нет шляпы. К ужасу своему, он тут только вспомнил, что забыл ее в потайном уголке за драпировкой, где стояла серая атласная софа.

ГЛАВА XXI

На другой же день после своего разговора со стариком Зонненфельдтом Елчанинов отправился бродить вокруг дома на Пеньках, желая проверить, все ли там было так, как рассказывал старик.

О странности совпадения, что отставной коллежский асессор был когда-то владельцем именно этого дома, Елчанинов не задумывался. Он посмотрел на дело просто, ему подвернулся благоприятный случай, и он пошел, не рассуждая.

Осмотр подтвердил вполне, что в стене у сада за домом, кроме калитки, было еще углубление, и в этом углублении – железная дверь. Ее ржавые петли оказались смазанными, а у скважины замка на железе виднелись свежие царапины.

«Эге, – сообразил Елчанинов, – отцы иезуиты, видно, пользуются этой дверью и знают о ее существовании! Ну что ж? Воспользуемся и мы ею».

Он попробовал, крепок ли замок.

Дверь запиралась очень плотно.

«Кирш, наверное, подумал бы, что я хочу сокрушить замок, – рассуждал мысленно Елчанинов, – и ошибся бы. Я тоже понимаю, что в данном случае сила только испортит дело!» Он вынул из кармана заготовленный кусок воска, размял его и сделал несколько слепков с замочной скважины.