Сирень под пеплом - [18]

Шрифт
Интервал

- Куда ты, Мухаммед, они ж с ножами!..

- Молчи давай, - куда девал пижаму? А, вот она, - на то ты и жена! - И вот уже, пристроившись к порогу, в пижамные штаны вдевает ногу, чтобы идти туда, где лжёт гульба, что вновь в твоих руках твоя судьба. Там топчутся в поту в слепом азарте, ещё не зная, что они на старте дорог, которых разум не предрёк, все пятеро. Ещё им невдомёк...

- Козлы! Чо, места не нашли? - Мухаммед стоит за оградой, держась за два железных её рога. - Ну чо, в минтовку сдать вас на пятнашку?

- Да это ж Муха! Халим, прими братана.

- Братан, мы тут гуляем... - и расслабленный танцем Халим, обуянный приливом чувственной близости ко всему человечеству, подходит с этой стороны ограды к дальнему родственнику. - Как Валюха, как дети?

- Каком кверху! Козлы...

- А за козла , Муха, отвечать надо, - подскакивает Колян, - понял?

- Ты меня на "понял" не бери, шмакадявка! Понял? - и Муха направляется вдоль плетня к распахнутой металлической калитке. - Счас поймёшь.

Улыбка Халима, продолжающего стоять у изгороди, становится пустой. Сашок поудобнее пристраивает выпуклости спины к плоскости будки, из которой продолжают пучиться звуки. Скрещивая руки на груди, он видит, как Воха стоит посреди танцплощадки, как Колян не в такт музыке прыгает кузнечиком, а Шоха идёт встречать гостя:

- Няхили, Муха? - он нацеливает раскрытую дугою руку на белеющую рубахой грудь надвигающегося приятеля, но тот с ходу отбрасывает её, стремясь к объекту раздражения и этим разворачивая Шоху вокруг своей оси. Шоха сзади хватает его за предплечье. - Хорош, Муха, заводиться!..

- А ты чо, самый борзой, что ли?

- Ладно, не гони туфту, давай спокойно разберёмся.

- Счас разберёмся, - глухо обещает полуобернувшийся Муха и, доворачиваясь, толкает Шоху в лицо, накрывая в толчке открытой ладонью рот и нос. Пошатнувшийся Шоха машинально ловит его за запястье и, заваливаясь под забор, увлекает за собою. Тот не выдерживает равновесия и, упираясь, падает на поверженное тело. Сашок, от которого всё это происходит в двух шагах, нагибается разнимать их, а подбежавший Колян втыкает носок полуботинка в открывшийся в сплетении тел бок Мухи. Оцепеневший Воха видит подлетающую в длинной ночной рубахе Валентину, вклинивающуюся в сцепку, чтобы оттащить мужа. Отмахнутая локтем Сашка, она отскакивает назад и протяжно кричит почти плача:"Га-ады! Я сичас милицию вызову!.. Мухаммед, я от Гули позвоню, я сичас..." - и Воха замечает взметнувшийся подол ночнушки, съедаемый углом музыкальной будки. Тем временем Сашок, подведя под тело руку, отрывает Муху от Шохи и, приобняв, даёт подняться приятелю. Муха, потерявший кураж, обвисает на руках Сашка так, что медленно поднимающийся, нервно напряжённый в готовый развернуться сгусток мускулов Шоха сдерживает удар.

- Су-уки!.. - вдруг тоненько ноет, подвывая, Муха, в такт своему вою раскатывая голову по широкой груди Сашка. - В-вам мою ж-жизнь!.. - Сашок в очередной раскат головы распускает объятья и Муха, занесённый инерцией спиной к будке, мешком сползает по стене. - Оо-у!.. - воет он, оседая, и, уже сидя, тихо и надрывно добавляет, - Козлы...

- Не надо, братан, - Халим пытается приподнять родственника, одной рукой держась за угол будки, а другую просунув ему под мышку, - свои ведь. Вон и Валюха уже прибежала.

- Твои, - зло говорит Муха, отдёргивая руку. - Т-твою... За своей смотри...

- Чо ты сказал? - замерший на мгновение Халим смазывает тыльной стороной ладони родственнику по губам. - Повтори, чо ты сказал!

Мотнувшаяся голова Мухи изрыгает что-то несуразное и задохнувшийся было Халим кричит:

- Чо-о?! А ты её за ноги держал?

- У меня свидетели есть, - обречённо-радостно шипит родственник. - Хошь, докажу?

Взметнувшаяся для очередной пощёчины рука Халима, отбитого в этот момент боком подскочившего Шохи, хлопает того по спине.

- Лана-лана-лана! - частит Шоха. - Хорош, братаны! Из-за бабы...

Но в мозг плеснул уже кипящий дёготь ненависти. И руки Халима, судорожно скользящие по спине удерживающего его Шохи, замирают только тогда, когда натыкаются на торчащую из заднего кармана брюк полированную рукоять отвёртки.

- ...Хуртын её как хотел ставил... - свистящим шёпотом поёт Муха. - Как хотел!.. - он рывком поднимается. - Понял, ты, фраер мазаный!

Халим, приподняв, так легко отбрасывает в сторону Шоху, что Вохе кажется, будто он всё видит не наяву. И пока вылетает куда-то из поля зрения Шоха, пока удивлённо отлипающий от досок Сашок непонятно разводит руки, а Колян бросается наперерез метнувшемуся от Сашка Мухе, Халим выкидывает кулак, на который напарывается его далёкий брат и друг. И слышен странный полувыдох-полузвук:"Хук!" И Муха, задержавшись, косо валится на буд... Как неестественно и одиноко вдруг увидеть рукояти чёрный круг на белой ткани и сведённых рук, нелепо что-то шарящих вокруг, неудержимо-мелкое дрожанье. И ощутить в себе испуг и ожиданье. И пустоту. И сердце на весу. И видеть тающую тени полосу от рукояти в теле дышащей отвёртки, не понимая, что мигалкой вёрткой у входа в парк развёртывает тьму. И даже уж предощутив подкоркой подъезд милиции, поднятой по звонку, глотать тошнотно набежавшую слюну, не двигаясь, будто бинтом обёрнут... И только лишь когда ударят сбоку фары, которые шофёр подключит лишь теперь, узреть перед собой штанин пижамных пару и осознать отсутствие друзей. И только лишь когда перемещаясь взглядом и в памяти держа пижамные портки, в слепящем свете фар увидеть - Нязик рядом, вдруг удивиться - что ж в руке его шнурки? И только лишь когда толкнётся в разум фраза "Куда ты приканал? Дурак ты или что?", враз ощутить, что ты опустошён до таза, а ноги налились свинцово-горячо... Толчок в плечо и выдох:"Ну ты чо!.." То Шоха, друг и брат, его зовёт куда-то. Зачем бежать туда, откуда нет возврата?.. Но ты бежишь. Что можешь ты ещё?..


Еще от автора Сергей Аман
Журналюги

Сергей Аман почти сорок лет в журналистике. Из них более десяти он отработал в одном из самых популярных периодических изданий Москвы. Многие события, происходившие на его глазах, и легли в основу романа "Журналюги". Однако действительные события переплелись в романе с самым откровенным, почти фарсовым, вымыслом. Тем более что это скорее не "профессиональный" роман, а любовная история...


В садах судьбы

Это первая книга поэта и барда Сергея Амана. В ней собраны стихи и тексты песен, написанные за последние двадцать лет. Фазиль Искандер, рекомендуя его в Союз писателей, отметил сложность его творческой судьбы. Раньше его читали только друзья и профессионалы-литераторы.Сегодня поэтический сборник выходит на суд читающей публики.


Рекомендуем почитать
Судоверфь на Арбате

Книга рассказывает об одной из московских школ. Главный герой книги — педагог, художник, наставник — с помощью различных форм внеклассной работы способствует идейно-нравственному развитию подрастающего поколения, формированию культуры чувств, воспитанию историей в целях развития гражданственности, советского патриотизма. Под его руководством школьники участвуют в увлекательных походах и экспедициях, ведут серьезную краеведческую работу, учатся любить и понимать родную землю, ее прошлое и настоящее.


Машенька. Подвиг

Книгу составили два автобиографических романа Владимира Набокова, написанные в Берлине под псевдонимом В. Сирин: «Машенька» (1926) и «Подвиг» (1931). Молодой эмигрант Лев Ганин в немецком пансионе заново переживает историю своей первой любви, оборванную революцией. Сила творческой памяти позволяет ему преодолеть физическую разлуку с Машенькой (прототипом которой стала возлюбленная Набокова Валентина Шульгина), воссозданные его воображением картины дореволюционной России оказываются значительнее и ярче окружающих его декораций настоящего. В «Подвиге» тема возвращения домой, в Россию, подхватывается в ином ключе.


Оскверненные

Страшная, исполненная мистики история убийцы… Но зла не бывает без добра. И даже во тьме обитает свет. Содержит нецензурную брань.


Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии

Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.


Черные крылья

История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.


Город мертвых (рассказы, мистика, хоррор)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.