Сион - [2]

Шрифт
Интервал

Подошелъ Димитри — молодой стройный парень, оборванецъ съ очень недурною двухстволкою за плечами. Завязался быстрый разговоръ по-грузински, да еще на горномъ нарѣчіи; я мало что понималъ.

— Нашелъ Димитри рысь, — обратился ко мнѣ староста по-русски, — сдохла. Подъ лопатку пуля пошла. Диво, какъ ушла она въ лѣсъ живая.

— У рыси шкура такая, — возразилъ Димитри:- она не даетъ крови сильно течь, затягиваетъ рану. Если рысь сразу не упала, у нея всегда хватитъ силы добраться до своего мѣста.

— Шкуру дралъ? — спросилъ староста. — Вотъ господинъ купитъ.

— Нѣтъ. Что драть? гнилой звѣрь. Полдня на солнцѣ пролежалъ, — никуда не годенъ. Мѣхъ — какъ пухъ — лѣзетъ и къ рукамъ пристаетъ… Батоно [2], - обратился ко мнѣ Димитри, — я и котятъ нашелъ… купи котятъ!

— Гдѣ же они?

— Въ норѣ. Вмѣстѣ брать ихъ пойдемъ.

— Почемъ знаю? одинъ звѣрь, два звѣрь… Сколько звѣрь, столько абазъ [3].

Отправились. Идя рощею, я удивлялся свѣжести этого заповѣднаго лѣса: тутъ бы вѣковымъ дубамъ стоять, а не молодняку.

— У насъ дерево недолго растетъ, — объяснилъ Димитри, — дереву земля нужна. У насъ земли — аршинъ внизъ, а дальше — камень. Корень найдетъ на камень и завянетъ, или прочь, на сторону, ползетъ. Встрѣтитъ другой корень: либо самъ пропадетъ, либо встрѣчное дерево засохнетъ.

Мы пришли въ глухой уголокъ. Въ носъ шибнулъ спиртуозный запахъ звѣринца. Логовище рыси помѣщалось въ углубленіи, подъ навѣсомъ мшистой сѣрой скалы. Кабы не запахъ, — и не найти бы этого жилья: такъ хорошо прикрыли его частыя вѣтки прислонившейся къ скалѣ молодой рябины. Димитри ткнулъ шомполомъ въ углубленіе. Раздалось ворчанье — гнѣвное, но пресмѣшное: какимъ-то ломаннымъ, кадетскимъ басомъ пополамъ съ. хриплымъ дискантомъ. Димитри надѣлъ на руку папаху, сунулъ въ гнѣздо и быстро вытянулъ, точно рыбу на удочкѣ, маленькаго котенка, уцѣпившагося за папаху когтями. Недоумѣніе, гнѣвъ, испугъ звѣрька — не подлежатъ описанію: эту уморительную мордочку надо видѣть, чтобы постичь ее и оцѣнить…. За цервымъ котенкомъ тѣмъ же самымъ способомъ былъ выуженъ второй и послѣдній.

Отъ звѣрьковъ я, конечно, отказался: куда мнѣ было ихъ тащить пѣшему? Но скромную цѣну ихъ я заплатилъ Димитри съ удовольствіемъ: спектакль дикихъ звѣрятъ въ родной имъ обстановкѣ, на свободѣ, стоилъ побольше двухъ двугривенныхъ.

Мы вернулись въ деревню. Димитри сѣлъ на коня и помчался въ Гудушаури:

— Тамъ бекъ живетъ, — онъ у меня моихъ звѣрятъ купитъ… А ты, прохожій, пожди, не уходи, — гость будешь. Вернусь — барана рѣзать будемъ, вина достану…

Я достаточно понаметался въ обхожденіи съ горцами, чтобы знать, что по этикету ихъ гостепріимства позволительно внести чужому человѣку въ хозяйское меню, что — нѣтъ. Поэтому въ вопросъ о баранѣ я и мѣшаться не сталъ, но, когда Димитри выѣхалъ изъ Сіона, спросилъ себѣ другую лошадь и потихоньку съѣздилъ въ духанъ, на полъ-дорогѣ отъ Казбека, откуда и привезъ бурдюкъ вина — свою долю въ предстоящемъ пиршествѣ.

Поили и кормили всю деревню, — по крайней мѣрѣ, всѣхъ, кто не заночевалъ на ахалцихской косьбѣ. Веселились и мужчины, и женщины: грузинки — а въ особенности горянки — не дики и не чуждаются мужского общества, тѣмъ болѣе, что, благодаря истинно-рыцарскимъ нравамъ патріархальныхъ горныхъ захолустій, онѣ въ этомъ обществѣ настоящія царицы. Пали сумерки. Угасшій дневной свѣтъ мы замѣнили кострами. Духъ кизяка отравлялъ нѣсколько обоняніе, но — «маленькія непріятности не должны мѣшать большому удовольствію» — сказалъ философъ. И долго еще у красныхъ огоньковъ хлопали ладони въ тактъ лезгинкѣ — медленной горной лезгинкѣ, съ дробной выступью и бараньимъ топотомъ носковъ, долго раздавались пѣсни, похожія на завыванія, и завыванія, похожія на пѣсни. Староста и Димитри переводили мнѣ, чего я не понималъ самъ. Одна пѣсня удивила меня своей отвлеченностью. Къ сожалѣнію, я потерялъ ея дословный прозаическій переводъ, а въ стихотворномъ, который я попытался сдѣлать впослѣдствіи, въ Тифлисѣ, мнѣ пришлось все-таки немножко «модернировать» подлинникъ. Тѣмъ не менѣе, я предлагаю этотъ текстъ читателю: общее понятіе объ оригинальной, въ особенности для полудикаго грузина, пѣснѣ онъ получитъ. Тема — тоска по родинѣ горца, попавшаго на югъ, въ счастливые сады Персіи:

Здѣсь звѣзды ласковыя свѣтятъ,
Не умираетъ здѣсь весна,
Здѣсь — полюби: тебѣ отвѣтятъ!
Здѣсь — царство солнца и вина!
Здѣсь блещутъ молніями очи,
Полуприкрытыя чадрой…
Здѣсь многопѣсенныя ночи
Проходятъ дивной чередой.
Но дѣвъ прекрасныхъ Гюлистана
Не веселитъ меня напѣвъ:
Мнѣ снится горный край тумана,
Потока плачъ, метели гнѣвъ…
Сквозь пѣсни юга — звуки рая —
Иныя пѣсни слышны мнѣ:
Ихъ пѣла женщина другая
Тамъ, въ этой дикой сторонѣ.
О, сколько въ нихъ тоски и муки —
Что въ чашу яду налито…
Не позабыть мнѣ эти звуки,
Не промѣнять ихъ ни на что!…

Полночь, подсказанная появленіемъ Большой Медвѣдицы надъ предгорьемъ Казбека, развела насъ по саклямъ. Я ночевалъ у Димитри… Не спалось. Душно было и вонюче. Отъ храпа добраго десятка обитателей этого тѣснаго пріюта, можно было сойти съ ума… Я выбрался изъ сакли и до разсвѣта просидѣлъ на крышѣ сакли, начинавшейся ярусомъ ниже, почти отъ самаго нашего порога, выжидая, когда позолотятся гребни убѣгающихъ вдаль отъ Сіона хребтовъ. Верхушка Сіона стала розовая… Утро пришло въ горы. Оселъ гдѣ-то далеко, въ ущельи, привѣтствовалъ новорожденный день оглушительнымъ крикомъ…


Еще от автора Александр Валентинович Амфитеатров
Дом свиданий

Однажды в полицейский участок является, точнее врывается, как буря, необыкновенно красивая девушка вполне приличного вида. Дворянка, выпускница одной из лучших петербургских гимназий, дочь надворного советника Марья Лусьева неожиданно заявляет, что она… тайная проститутка, и требует выдать ей желтый билет…..Самый нашумевший роман Александра Амфитеатрова, роман-исследование, рассказывающий «без лживства, лукавства и вежливства» о проституции в верхних эшелонах русской власти, власти давно погрязшей в безнравственности, лжи и подлости…


Мертвые боги (Тосканская легенда)

Сборник «Мертвые боги» составили рассказы и роман, написанные А. Амфитеатровым в России. Цикл рассказов «Бабы и дамы» — о судьбах женщин, порвавших со своим классом из-за любви, «Измена», «Мертвые боги», «Скиталец» и др. — это обработка тосканских, фламандских, украинских, грузинских легенд и поверий. Роман «Отравленная совесть» — о том, что праведного убийства быть не может, даже если внешне оно оправдано.


Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков

В Евангелие от Марка написано: «И спросил его (Иисус): как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, ибо нас много» (Марк 5: 9). Сатана, Вельзевул, Люцифер… — дьявол многолик, и борьба с ним ведется на протяжении всего существования рода человеческого. Очередную попытку проследить эволюцию образа черта в религиозном, мифологическом, философском, культурно-историческом пространстве предпринял в 1911 году известный русский прозаик, драматург, публицист, фельетонист, литературный и театральный критик Александр Амфитеатров (1862–1938) в своем трактате «Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков».


Жар-цвет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мамка

 АМФИТЕАТРОВ Александр Валентинович [1862–1923] — фельетонист и беллетрист. Газетная вырезка, обрывок случайно услышанной беседы, скандал в московских аристократических кругах вдохновляют его, служа материалом для фельетонов, подчас весьма острых. Один из таковых, «Господа Обмановы», т. е. Романовы, вызвал ссылку А. в Минусинск [1902]. Фельетонный характер окрашивает все творчество А. Он пишет стихи, драмы, критические статьи и романы — об артисте Далматове и о протопопе Аввакуме, о Нероне («Зверь из бездны»), о быте и нравах конца XIX в.


Павел Васильевич Шейн

«К концу века смерть с особым усердием выбирает из строя живых тех людей века, которые были для него особенно характерны. XIX век был веком националистических возрождений, „народничества“ по преимуществу. Я не знаю, передаст ли XX век XXI народнические заветы, идеалы, убеждения хотя бы в треть той огромной целости, с какою господствовали они в наше время. История неумолима. Легко, быть может, что, сто лет спустя, и мы, русские, с необычайною нашею способностью усвоения соседних культур, будем стоять у того же исторического предела, по которому прошли теперь государства Запада.


Рекомендуем почитать
Наташа

«– Ничего подобного я не ожидал. Знал, конечно, что нужда есть, но чтоб до такой степени… После нашего расследования вот что оказалось: пятьсот, понимаете, пятьсот, учеников и учениц низших училищ живут кусочками…».


Том 1. Романы. Рассказы. Критика

В первый том наиболее полного в настоящее время Собрания сочинений писателя Русского зарубежья Гайто Газданова (1903–1971), ныне уже признанного классика отечественной литературы, вошли три его романа, рассказы, литературно-критические статьи, рецензии и заметки, написанные в 1926–1930 гг. Том содержит впервые публикуемые материалы из архивов и эмигрантской периодики.http://ruslit.traumlibrary.net.



Том 8. Стихотворения. Рассказы

В восьмом (дополнительном) томе Собрания сочинений Федора Сологуба (1863–1927) завершается публикация поэтического наследия классика Серебряного века. Впервые представлены все стихотворения, вошедшие в последний том «Очарования земли» из его прижизненных Собраний, а также новые тексты из восьми сборников 1915–1923 гг. В том включены также книги рассказов писателя «Ярый год» и «Сочтенные дни».http://ruslit.traumlibrary.net.


Том 4. Творимая легенда

В четвертом томе собрания сочинений классика Серебряного века Федора Сологуба (1863–1927) печатается его философско-символистский роман «Творимая легенда», который автор считал своим лучшим созданием.http://ruslit.traumlibrary.net.


Пасхальные рассказы русских писателей

Христианство – основа русской культуры, и поэтому тема Пасхи, главного христианского праздника, не могла не отразиться в творчестве русских писателей. Даже в эпоху социалистического реализма жанр пасхального рассказа продолжал жить в самиздате и в литературе русского зарубежья. В этой книге собраны пасхальные рассказы разных литературных эпох: от Гоголя до Солженицына. Великие художники видели, как свет Пасхи преображает все многообразие жизни, до самых обыденных мелочей, и запечатлели это в своих произведениях.


Болотная царица

Въ этомъ томѣ соединено большинство этнографическихъ разсказовъ, легендъ и фантазій, построенныхъ на легендахъ, которые входили въ сборники «Сонъ и Явь» (1893), «Психопаты» (1893), «Грезы и Тѣни» (1895), «Святочная Книжка» (1901) и «Красивыя Сказки» (1908). Всѣхъ этихъ изданій давно уже нѣтъ въ продажѣ.А. В. А.1911. 12. IV.Fezzano.


Ветла

Въ этомъ томѣ соединено большинство этнографическихъ разсказовъ, легендъ и фантазій, построенныхъ на легендахъ, которые входили въ сборники «Сонъ и Явь» (1893), «Психопаты» (1893), «Грезы и Тѣни» (1895), «Святочная Книжка» (1901) и «Красивыя Сказки» (1908). Всѣхъ этихъ изданій давно уже нѣтъ въ продажѣ.А. В. А.1911. 12. IV.Fezzano.


Конокрады

Въ этомъ томѣ соединено большинство этнографическихъ разсказовъ, легендъ и фантазій, построенныхъ на легендахъ, которые входили въ сборники «Сонъ и Явь» (1893), «Психопаты» (1893), «Грезы и Тѣни» (1895), «Святочная Книжка» (1901) и «Красивыя Сказки» (1908). Всѣхъ этихъ изданій давно уже нѣтъ въ продажѣ.А. В. А.1911. 12. IV.Fezzano.


Дубовичи

Въ этомъ томѣ соединено большинство этнографическихъ разсказовъ, легендъ и фантазій, построенныхъ на легендахъ, которые входили въ сборники «Сонъ и Явь» (1893), «Психопаты» (1893), «Грезы и Тѣни» (1895), «Святочная Книжка» (1901) и «Красивыя Сказки» (1908). Всѣхъ этихъ изданій давно уже нѣтъ въ продажѣ.А. В. А.1911. 12. IV.Fezzano.