Синяя спальня и другие рассказы - [52]

Был октябрь, безветренный и холодный. Деревья, покрытые изморозью, сверкали золотом и янтарем, по небу плыли низкие облака, а море было серым словно свинец. Отлив обнажил полосу мокрого песка, гладкого и чистого, как свежевыстиранная простыня. Собаки бросились вперед, оставляя на девственном песке цепочки следов. Ив последовала за ними. Ветер трепал ее волосы, гудел в ушах.

Она думала о Джейн. Но не о нынешней Джейн, которая лежала где-то в госпитале, ожидая неведомого исхода, а о Джейн — маленькой девочке, девушке, молоденькой женщине. Джейн с ее каштановыми волосами, голубыми глазами и заразительным смехом. О маленькой деловитой девчушке, которая шила куклам платья на их старенькой швейной машинке, чистила своего коротконогого пони, а долгими зимними вечерами пекла на кухне сладкие булочки. Вспоминала Джейн длинноногим подростком, когда дом был битком набит ее друзьями и постоянно звонил телефон. В то время она, как все в этом возрасте, делала кучу возмутительных, непозволительных вещей, но долго сердиться на нее все равно было невозможно. Она никогда не унывала, не скучала, была приветливой и радовалась жизни, так что за ней постоянно увивалась череда влюбленных кавалеров.

— Ты вот-вот выскочишь замуж, — поддразнивала ее миссис Эбни, но у Джейн было свое мнение по этому вопросу.

— Я не выйду замуж, пока мне не стукнет, по крайней мере, тридцать. К тому времени для всего остального я буду уже слишком стара.

Однако в двадцать один год она поехала на выходные в Шотландию, познакомилась с Дэвидом Мерчисоном, сразу же влюбилась, и вот уже Ив обсуждала с ней планы на свадьбу: смогут ли они разместить шатер на лужайке перед домом и где в Ньюкасле можно купить красивое подвенечное платье.

Миссис Эбни была в восторге.

— Ты выходишь за фермера! А я-то думала, что после детства на ферме ты и слышать не захочешь о такой жизни!

— Вовсе нет, — ответила Джейн. — С удовольствием переберусь с одной компостной кучи на другую!

Она никогда в жизни не болела, но очень тяжело перенесла первые роды, когда четыре года назад произвела на свет Джейми: младенца два месяца продержали в интенсивной терапии, прежде чем отпустить домой. Ив тогда была у них, в Шотландии, вела хозяйство. Джейн поправлялась очень медленно, и Ив молила Бога, чтобы дочери не пришло в голову рожать еще детей. Но Джейн решила по-своему.

— Я не хочу, чтобы Джейми рос единственным ребенком. Не то чтобы мне не нравилось, как жила я, но по-моему, расти в большой семье гораздо веселее. И потом, Дэвид хочет еще детей.

— Но дорогая…

— Все будет в порядке! Ни о чем не беспокойся, мамочка. Я здорова как лошадь, просто мой организм не всегда меня слушается. Но если я и заболею, то только на пару месяцев, зато ребенок будет со мной всю мою жизнь — разве не чудо!

Всю ее жизнь. Жизнь Джейн. Ив внезапно охватила паника. Строка из стихотворения, прочитанного когда-то давным-давно, всплыла в памяти и гремела в голове барабанным боем: И на могиле дочери моей цветут цветы…

Она поежилась, ощутив, что промерзла до костей. Ей было холодно не только физически — заледенела ее душа. Она дошла до середины пляжа, где выступал из песка валун, в прилив таящийся под водой, — он напоминал обломок кораблекрушения, который волны выбросили на берег. Валун весь зарос моллюсками и водорослями, а на его горбатой спине сидели морские чайки с черными глазами-бусинами, издававшие недовольные крики.

Ив остановилась посмотреть на чаек. Белые птицы. Встречи с ними всегда имели в ее жизни особое — символическое — значение. В детстве на каникулах она очень любила наблюдать за чайками — как они парят на фоне синего неба над морем, и крики их до сих пор напоминали ей те неспешные, полные солнечного света дни.

Белыми были и дикие гуси, которые зимой пролетали над фермой Дэвида и Джейн в Шотландии. Утром и вечером их косяки расчерчивали небо; гуси прилетали кормиться на заросшие камышом болота близ большой приливной бухты, граничившей с землями Дэвида.

И еще голуби. Медовый месяц они с Уолтером провели в крошечной гостинице в Провансе. Окно их спальни выходило на мощеный внутренний дворик, в центре которого стояла голубятня; голуби каждое утро будили их своим воркованием и плеском крыльев, когда внезапно срывались с места и взмывали в небо. В последний день перед отъездом молодожены отправились за покупками и Уолтер подарил ей пару белых фарфоровых голубков, которые с тех пор стояли у них на каминной полке в гостиной. Это был ее самый дорогой сувенир.

Белые птицы. Она вспомнила себя ребенком: была война и ее брата объявили пропавшим без вести. Страх и тревога, разъедавшие душу словно язвы, поселились в их доме. Но однажды утром она выглянула из окна спальни и увидела, как на крышу дома напротив села чайка. Была зима; солнце словно алый шар только-только начало карабкаться вверх по небу, и тут чайка внезапно расправила крылья и Ив увидела, как первые солнечные лучи окрасили их изнанку нежно-розовым. Потрясенная зрелищем столь дивной, неожиданной красоты, она внезапно ощутила глубокий покой. Она поняла, что брат ее жив, поэтому когда неделю спустя ее родители получили официальное уведомление о том, что он жив и здоров, хотя находится в плену, она отреагировала на удивление спокойно. Ив так и не рассказала им о чайке.