Синяя лилия, лилия Блу - [33]

У Адама зачастил пульс, сердце забилось до боли быстро.

Разумеется, Кабесуотер верил ему; Адам никогда раньше его не подводил. Правил не существовало, зато было доверие.

Снаружи послышалось: тк-тк-тк-тк.

Дверь мастерской распахнулась, загрохотав в пазах, как грузовой поезд.

В вечерних сумерках, на фоне сине-черной пелены дождя, возникло бледное чудовище. Адам увидел тонкие, как иглы, когти и жестокие клювы, рваные крылья и грязную чешую. Оно настолько выбивалось из реальной жизни, что трудно было даже разглядеть его как следует.

Адамом овладел ужас. Древний ужас, тот, который содержал не только страх, но еще и замешательство, и ощущение, что его предали.

Он все сделал правильно. Почему кошмар продолжался, если он все сделал правильно?

Чудовищная тварь, скребя когтями по полу, скользнула к Адаму.

– Кыш, ты, урод, – сказал Ронан Линч.

Он вышел из-под дождя и шагнул в мастерскую; куртка и черные джинсы до сих пор скрывали его в темноте. За плечо Ронана цеплялась Бензопила. Ронан поднял руку, словно командуя кораблю отчалить. Белая тварь откинула голову назад, и расположенные рядом клювы приоткрылись.

– Катись, – бесстрашно сказал Ронан.

Тварь взлетела.

Это было не просто чудовище, а личный монстр Ронана Линча. Кошмар, обретший жестокую жизнь. Он парил во тьме, странно грациозный – если не обращать внимания на лицо.

– Твою мать, Ронан, – выдохнул Адам. – О господи. Ты меня до полусмерти напугал.

Ронан ухмыльнулся. Он не понимал, что у Адама правда чуть сердце не разорвалось. Адам обхватил голову руками и свернулся клубочком на бетоне, ожидая, когда пройдет ощущение, что он вот-вот умрет.

Он услышал, как дверь мастерской снова захлопнулась. Как только ветер остался снаружи, тут же стало теплее.

Ботинок потолкал Адама в колено.

– Вставай.

– Придурок, – буркнул Адам, по-прежнему не поднимая головы.

– Вставай. Он бы тебя не тронул. Я не понимаю, чего ты перепугался.

Адам выпрямился. К нему медленно возвращались силы, и он теперь мог не только бояться, но и злиться. Он рывком поднялся на ноги.

– В мире есть не только ты, Линч.

Ронан повернул голову вбок, чтобы взглянуть на карты.

– Что это?

– Кабесуотер.

– Блин, что такое с твоим лицом?

Адам не ответил.

– Почему эта тварь явилась с тобой?

– Я был в Амбарах. Она увязалась за машиной.

Ронан обошел вокруг «Понтиака», бросив незаинтересованный взгляд профана на происходивший внутри процесс. Бензопила хлопнула крыльями, села на блок двигателя и наклонила голову.

– Не ешь, – предупредил Ронан. – Это ядовито.

Адам хотел спросить, чем таким Ронан занимался в Амбарах целыми днями, но не стал торопить события. Амбары были семейным делом, а семейные дела – это глубоко личное.

– Я увидел твое ведро на стоянке, когда ехал обратно, – сказал Ронан. – И подумал: что угодно, только бы не пересекаться с Мэлори еще некоторое время.

– Трогательно.

– Как тебе идея – немного изучить паутину Гринмантла? Реально? Нереально?

– Все возможно.

– Тогда давай, сделай это – для меня.

Адам недоверчиво засмеялся.

– Для тебя! У некоторых, между прочим, есть еще уроки.

– Уроки! Какой в них смысл?

– Переводные оценки? Выпускные экзамены?

Ронан выругался. Видимо, все вышеупомянутое его не интересовало.

– Ты пытаешься меня разозлить? – поинтересовался Адам.

Ронан взял втулку с верстака рядом с «Понтиаком». Он принялся изучать ее с таким видом, словно оценивал потенциал втулки как оружия.

– Для людей типа нас Агленби не имеет смысла.

– Что это за «люди типа нас»?

– Я не собираюсь использовать школу как стартовую площадку, чтобы получить пижонскую работу, – сказал Ронан и, свесив голову, изобразил удавленника. – А ты можешь сделать так, чтобы силовая линия приносила тебе пользу, раз уж ты с ней договорился.

Адам отрезал:

– Что, по-твоему, я делаю прямо сейчас? Где мы находимся?

– Лично я нахожусь оскорбительно близко к этой старой «Тойоте».

– Я работаю. Через два часа я отправлюсь на следующую подработку и вернусь домой за полночь. Если ты хочешь убедить меня, что мне не нужна Агленби – после того как я год убивался ради нее, – ты тратишь время зря. Катись по наклонной, если хочешь, но не тащи меня с собой только для того, чтобы поднять себе настроение.

Ронан бесстрастно взглянул на него поверх «Понтиака».

– Ну и ладно, – сказал он. – Иди ты на хрен, Пэрриш.

Адам испепеляюще посмотрел на Ронана.

– Учи уроки.

– Короче, я пошел.

Когда Адам наклонился, чтобы взять тряпку и вытереть машинное масло с уха, Ронан уже исчез. Как будто он забрал с собой весь шум в мастерской: ветер стих, и листья перестали шуршать. У радио сбились настройки, так что сквозь музыку прорывались помехи. В гараже стало безопасно, зато одиноко.

Адам вышел в вечернюю сырую прохладу и зашагал к своей маленькой убогой машине. Усевшись за руль, он обнаружил, что на сиденье уже что-то лежит.

Он достал эту вещь и поднес к тусклой лампочке. Это оказалась маленькая белая пластмассовая баночка. Адам снял крышку. Внутри была бесцветная мазь, которая пахла туманом и мхом. Нахмурившись, он закрыл баночку и покрутил ее в руках, ища какое-нибудь описание.

На дне почерком Ронана было написано одно слово: manibus