Синяя книга сказок - [25]
Иной бы сказал себе:
— Ох-хо-хо! Испортили мне слона!
А Гашпарко радостно воскликнул:
— Когда у девушки проколоты уши — заказывай сережки!
Кликнул он золотых дел мастера и велел изготовить для слона в награду за боевую помощь из двух вагонов золота две сережки.
Вернее, не сережки, а две громадные серьги, ибо шутка ли подвесить к каждому уху слона по вагону золота! Мало какой слон может похвастать такими серьгами. Как надели Гашпаркиному слону эти серьги, стал он похож не на слона, а на красивую богатую даму. Так ему Гашпарко и сказал.
На другой день слон исчез. Долго ломал голову Гашпарко, куда мог деться слон, долго горевал. А чтоб меньше горевать, по вечерам листал заграничные журналы. Вот как-то наткнулся он в одном заграничном журнале на картинку, а на той картинке был плывущий в Африку пароход. Пригляделся Гашпарко — на палубе сидит какая-то красивая дама и пишет открытки. Дама не только красивая, но, видать, еще и богатая — в ушах у нее висят две громадные золотые серьги. Пригляделся Гашпарко внимательней и вдруг воскликнул:
— Да это же мой слон! Шикарная у него жизнь! С нетерпением буду ждать подробностей.
Гашпарко был уверен, что очень скоро узнает все подробности, когда получит одну из тех открыток, что писал ему слон на палубе парохода. Ведь одна-то открытка, если не все, наверняка предназначалась ему, и он вот-вот ее получит. Да так и не получил. Ох, уж эта почта!
Сказка с мусорной свалки
На одном лугу за одним словацким городом была мусорная свалка, и в той мусорной свалке было видимо-невидимо самых разных никому не нужных вещей. И была эта свалка так велика, что заслоняла горожанам солнце. Пришлось городскому магистрату собрать экстренное заседание, чтобы решить: то ли привыкать к жизни без солнца, то ли поскорей от этой мусорной свалки избавляться. «Привыкать к жизни без солнца слишком дорого, — размышляли отцы города. — Пришлось бы днем и ночью жечь электричество. Куда дешевле обыкновенная спичка. Чиркнешь — и вся куча вспыхнет ярким пламенем. И снова мы сможем загорать на солнышке!» Так и порешили: на следующее же утро мусорную свалку спалить.
— Ох-хо, — принялась тут вздыхать выброшенная на свалку телефонная трубка.
— Что вы так расстраиваетесь, — стала утешать ее старая грамматика. — Наверное, вспомнили какой-нибудь очень грустный телефонный разговор?
(Знаете, отчего старая грамматика была так любопытна? Она была раскрыта на странице, где написано про вопросительные предложения).
— Кабы только вспомнила — еще куда ни шло? Я услышала грустный разговор! — воскликнула телефонная трубка.
Ибо надо вам сказать, хоть эта телефонная трубка и была с трещиной, потому что одно значительное лицо крепко треснуло ею (вы подумали — от огорчения во время телефонного разговора с другим значительным лицом, вовсе нет — просто хотело забить трубкой торчавший в ботинке гвоздь), в остальном это была весьма расторопная телефонная трубка, так хорошо обученная своему делу, что могла слышать даже очень далекие голоса и притом — без всякого провода. Свое уменье трубка сохранила и на свалке. Экое все-таки дурачье — такую полезную вещь выкинули! И вот эта трубка услыхала далекие голоса членов городского магистрата и тут же поведала об их решении остальным вещам:
— Завтра на рассвете они явятся сюда и сожгут нас. Говорят, мы заслоняем им солнце!
— Не верьте ей! — воскликнула старая дверь, которая некогда была дверью в доме человека по имени Фома Неверный и от него научилась никому не верить.
— Верьте ей, верьте! — вскричал замусоленный цилиндр фокусника. Фокусник Макарони выбросил этот цилиндр на свалку, потому что публика смеялась над тем, какой он замусоленный и грязный, и от смеха забывала аплодировать. Но все же и замусоленный цилиндр был цилиндром фокусника, он умел многое, чего не умели другие.
— Верьте ей! — еще раз повторил цилиндр фокусника. — Вы же знаете, помимо прочих фокусов, я умею отличать правду от лжи. Трубка говорит правду.
Цилиндр замолчал, а старая бутылка, на дне которой сохранилась капля нашатырного спирта, так тяжело вздохнула, что лопнула и разлетелась на тысячу осколков. От запаха нашатырного спирта у всех защипало в глазах и потекли слезы.
«Но вещи, которые умеют разговаривать и плакать, наверняка умеют и передвигаться,» — скажете вы. И будете правы. Поплакав, вещи решили не дожидаться, когда их сожгут, и разбрелись по белу свету. Для меня это было великое счастье, потому как я уже побаивался, что испорчу сказку, ведь так легко испортить сказку, в которой столько вещей как попало свалено в кучу! Да только, что было, то сплыло. И потому мы можем смело двинуться дальше. Вернее — воротиться на одну фразу назад.
— Что было, то сплыло! — воскликнул на другое утро бородач в башмаках на толстой подошве, придя на место, где еще вчера возвышалась гора мусора. Рядом с бородачом в башмаках на толстой подошве стояли двое — тоже бородачи и тоже в башмаках на толстой подошве, так что от первого бородача в башмаках на толстой подошве эти двое отличались лишь тем, что были бородачи в башмаках на толстой подошве, которые еще ничего не сказали.
