Синто - [99]

Так что на 200 лет Ёсикава оказались единственными хранителями этой «высшей глубинной тайны», с которой произошли, однако, удивительные превращения. Следуя духу времени, Ёсикава Корэтари и его наследники также сменили даосско-буддийскую риторику на неоконфуцианскую.

Учение Ёсикава синто очень похоже на интерпретации Хаяси Радзана, о котором мы говорили выше. Например, характерное для синтоизма ощущение вездесущности ками получает у Ёсикава Корэтару следующее неокофуцианское истолкование в духе Хаяси Радзана:

Ками оказывается не имеющим материальной субстанции, когда мы пытаемся ухватить его физическую форму, но поскольку все вещи обретают свою физическую форму от него, он устраивает все вещи, не имея своей собственной физической формы. Этот бог — творец земли Куни-но Токотати, и его дух присутствует даже в мельчайшей частичке.

Куни-но Токотати становится как бы воплощением неоконфуцианского принципа ли (яп. ри). Утверждение о присутствии ли в разуме (сердце) каждого человека становится метафизическим обоснованием давнего синтоистского представления о единстве людей и ками. Реализация этого изначального единства и является, согласно интерпретации Ёсикава, главной задачей идущего по «пути богов» и описывается им как состояние «первичного хаоса» (контон). Однако ни сам Ёсикава Корэтару, ни его потомки и ученики не создали ни последовательного учения, ни разработанной методологии достижения этого единства, хотя тем не менее умудрялись в течение всего периода Эдо занимать в правительстве сёгуна место главных специалистов по синто.

Суйка синто

Этим занялся другой бывший дзэнский монах по имени Ямадзаки Ансай (1618–1682), человек весьма энергичный и активный. Спокойная жизнь в монастыре его не устраивала, и он, следуя веянию времени, выбирает в качестве новой сферы применения своего незаурядного интеллекта неоконфуцианство, дававшее выход его кипучей энергии и в практической сфере. Очевидно, сама бьющая через край энергичность страстной натуры Ямадзаки Ансая оказала решающее влияние на формирование его взглядов о природе человека, которая, по его мнению, требует постоянного и жесткого контроля. Он писал:

Он (человек. — А. Н.) не смеет относиться к вещам легкомысленно. Его уста должны быть замкнуты, как тюрьма, а воля контролироваться, как замок…Если он расслабится хоть на секунду, эгоистические желания прорвутся наружу с новой силой… Малейшая ошибка в начале приведет к большим грехам в конце и нарушит гармонию неба и земли.

Учение о «благоговейной почтительности» (цуцусими) становится одним из центральных понятий неоконфуцианства в интерпретации этого мыслителя. Его лучший ученик Сато Наоката (1650–1719) признавался:

Каждый раз, когда я приближался к его дому и входил в ворота, мое сердце наполнялось ужасом и мне казалось, что я вхожу в темницу. Когда наступало время уходить, как только я оказывался за воротами, я вздыхал с облегчением, как будто только что спасся из логова тигра.

Можно только представить, как Ямадзаки Ансай обращался со своими оппонентами в интеллектуальных диспутах. Но в результате одного такого спора с учеником Ёсикава Корэтару у него вдруг открылись глаза на синто. И в своем новом увлечении он был более чем последователен и упорен.

Сначала он отправляется в Исэ и получает посвящение в Ватараи синто от самого тогдашнего патриарха Ватараи Нобуёси. Это Ямадзаки впервые вводит термин «Пять Книг», имея в виду основные «секретные» тексты Ватараи. Затем Ямадзаки становится учеником Ёсикава Корэтару, который и дает ему в знак высочайшего доверия «синтоистское» имя Суйка, составленное из слов одного из «тайных» синтоистских текстов: «Чтобы ками явил свое расположение (синсуй), первейшее — это молитва; для божественного покровительства (мёга) главное — это искренность». Однако Ямадзаки не останавливается на достигнутом и изучает все интерпретации синто, существовавшие в то время.

Результатом этих усилий стала сложнейшая метафизическая схема, в которой Ямадзаки пытается последовательно изложить японскую мифологию на языке неоконфуцианства. Подробности сейчас для нас не столь важны. Можно сказать, что, скрещивая неоконфуцианство и синто, в общем и целом Ямадзаки следовал принципам, выдвинутым еще Хаяси Радзан. Главный же интерес для нас составляет тот факт, что в построениях этого мыслителя, проживавшего, кстати, не в сёгунской столице Эдо, а в императорском Киото, на первое место среди всех синтоистских божеств опять выходит Аматэрасу. Он говорил, что синто — это «путь Аматэрасу и учение Сарута-хико»[64]. А поскольку Аматэрасу — императорский предок, то синто неотличимо от «императорского пути», который и есть истинный путь Японии. «Благоговейное почтение» (цуцусими) к императору и есть главный моральный долг подданных, как, впрочем, и всех нижестоящих по отношению к тем, кто рангом выше.

Конфуцианец Ямадзаки Ансай яростно критиковал одну из главных идей конфуцианства о том, что недостойный правитель может быть сменен и его место займет достойнейший. Отношения между господином и слугой остаются неизменными от самого сотворения мира, учил он, и не вправе смертный что-либо изменить в установившемся порядке вещей: «Левое есть левое, а правое есть правое». В этом и состоит, по его разумению, суть учения синто, которое должно стать достоянием всех и каждого, а не передаваться втайне ото всех в секретных записях. В нарушение всех устоев эзотеричности Ямадзаки Ансай пишет одно из первых синтоистских сочинений, предназначенных для широкой публики, — «Ветры, воды и травы (формулы) очищения Накатоми» («Накатомихараэ фусуйсо»). Здесь он ясно и доступно излагает суть синто в его понимании: очищая душу и тело и всецело почитая божеств, человек обретает счастье и единение с