Синто - [63]

В своих странствиях по Японии «почтенные наставники» раздавали своим потенциальным клиентам амулеты в виде табличек, полосок бумаги или материи с именем Аматэрасу. Есть данные, что к XIX в. около 90 процентов всех семей в стране получили подобные амулеты, называемые дзингу таима. А если добавить к этому, что подобная пропагандистская деятельность велась в те времена всеми более-менее крупными святилищами, то можно с уверенностью сказать, что каждый японец имел дома аналогичный амулет, одновременно считавшийся и «божественным телом», в котором пребывает дух ками. Это был как бы процесс «деления духа» ками в масштабах всей страны. Такая реликвия нуждалась в особо бережном отношении, и для ее хранения и почитания как раз и стали сооружать миниатюрные подобия синтоистского святилища, действительно устанавливаемые на полке. Симбиоз синто и буддизма получал и наглядное воплощение — синтоистские камидана стали соседствовать с буддийскими алтарями, на которых почитали души предков. Эта ситуация нисколько не изменилась и в наши дни, разве что соблюдающих традиции стало меньше.

ГЛАВА 5 Кто и как служит японским божествам

В любом обществе и любой стране мира к богам обращаются за помощью в тех случаях, когда силы человеческие явно недостаточны для решения возникшей проблемы или же существует необходимость в божественной поддержке. Чем больше проблем человек может решить самостоятельно, собственными силами, тем меньше он ощущает необходимость обращаться за помощью к богу, и наоборот. Поэтому неудивительно, что в современном мире в технологически развитых странах, защищенных от многих природных непредсказуемостей скорлупой науки и техники, влияние религии распространяется исключительно на духовную сферу, оставляя отношения с природой, материальным миром во власти машин и механизмов. Но так было не всегда и не везде. Человек, пытаясь, но не имея возможности защититься от неумолимых сил природы, стремился воздействовать на те спиритуальные силы, которые, по его мнению, контролировали буйство стихии. Если нет возможности построить дом, способный устоять под ударами тайфуна, то единственный выход — просить бога ветра смилостивиться и не насылать бурю. Если нет умения вылечить зубную боль, то единственная возможность — обратиться к помощи божественного «врачевателя». И даже если ситуация не критична, любое действие в мире, который воспринимался сплошь заселенным сверхъестественными сущностями, было действием хотя бы отчасти религиозным, требующим соответствующего обряда или ритуальной последовательности, направленных прежде всего на предотвращение возможного гнева потревоженных божеств. Нет ничего более далекого от такого мироощущения, нежели базаровское «Природа — мастерская, а человек в ней работник».

В таком архаичном мировоззрении, которое в японском варианте можно назвать синтоистским, материальное полностью не отделяется от духовного, сакральное — от мирского, человеческое — от божественного. Между ними нет четких границ, а лишь бесконечная переходная шкала оттенков. Естественно, если даже простая рубка деревьев есть в определенной мере акт духовный, ибо вводит человека во взаимодействие с духами этих деревьев, то что уж говорить о таком наисложнейшем занятии, как управление государством. Именно поэтому почти всегда во главе архаичных обществ стоит государь-первосвященник, правитель-жрец, помазанник божий или сын бога, для которого управление страной и почитание богов есть не просто две разные сферы, а единое неразделимое служение.

• Человек и ками : три главные основы их взаимоотношений

Служить и ублажать ( мацуру )

Япония не была в этом смысле исключением. Ее верховный правитель, именовавшийся исконно сумэра-но микото[42] что можно условно перевести как "небесный повелитель", одновременно был и во многом остается ее верховным жрецом, а ублажение богов и управление страной передается одним словом — мацуру, о конкретном содержании которого мы поговорим чуть позже. Именно этим мироощущением объясняется тот факт, что учрежденное в самом начале VIII в. Министерство божественных дел (Дзингикан) имело более высокий статус, чем тогдашний Совет министров (Дайдзёкан).

Это единство сакрального и мирского в управлении государством, знаменитый принцип «единства почитания богов и политики» (сайсэй итти) не является, однако, исключительной чертой японской культуры. Позволю себе напомнить, что отсутствие четкого разделения на духовное и светское являлось отличительной чертой Московского государства еще в XVII в., накануне петровских преобразований. Как и наместники японских провинций, одной из главнейших обязанностей которых было воздавать почести местным ками, чтобы избежать бедствий, воеводы в русских провинциях организовывали крестные ходы, чтобы снискать милость Божью во времена недорода, а московские власти посылали иконы и мощи для выполнения ими общественно полезной службы.

Японское своеобразие проявилось разве только в том, что если петровская модернизация России, предпринятая в начале XVIII в., решительно разорвала зависимость светской власти от церковной, то японская модернизация конца XIX в. сопровождалась, наоборот, возрождением теократического государства (с определенными модификациями, конечно), а сам упомянутый выше принцип «единства почитания богов и политики» в 1936 г.(!) японский кабинет министров провозгласил политическим кредо.