Синий тарантул - [13]

Поздоровавшись, Пургин сел рядом с Ганиным. Напротив оказался капитан Скопин, рядом с капитаном — загорелый бритый наголо человек с широкой грудью и могучими плечами.

— Познакомьтесь, — обратился к нему Ганин. — Пургин, начальник Главурана, лицо пострадавшее, так сказать. — Полковник Берёзов, охрана нашего города.

На мгновенье внимательный взгляд скользнул по лицу Пургина. Несмотря на большую физическую силу, Берёзов пожал его руку бережно и деликатно.

Вошёл начальник Управления госбезопасности генерал Долгов, также богатырской комплекции, в штатском костюме.

— Здравствуйте, товарищи! — приветливо поздоровался он и обошёл собравшихся, пожав каждому руку.

«Ростом — как на подбор», — подумал Пургин.

Часы пробили три раза. Выждав несколько секунд, Долгов начал:

— Сегодня, товарищи, мы проведём небольшое совещание по делу 12 июля, которое отныне будем условно называть «делом Серого замка».

В кабинете чувствовалось волнение. Скопин украдкой изучал манеру Язина держаться. Ганин также нет-нет да поглядывал в сторону контрразведчика. Даже полковник Берёзов время от времени останавливал свой быстрый взгляд на Язине.

Доложу вкратце обстановку, — говорил генерал Долгов. — Произошло серьёзное и неприятное событие. Враг проник в Главуран, открыл секретный сейф. Есть данные, что враг готовился длительное время, что в Главуране у него агент. От нас требуется быстрота, вернее, стремительность действий.

Генерал сделал небольшую паузу.

— Повторяю, случай настолько серьёзный, что, запросив председателя Комитета, мы получили разрешение вызвать на помощь работников БОРа во главе с полковником Язиным. Не будет преувеличением сказать, что на помощь товарищу Язину сейчас брошены все силы области.

Мы собрались здесь, чтобы доложить друг другу о проделанной за эти три дня работе, об обстановке, о наших подозрениях и предположениях.

Генерал посмотрел на Скопина.

— Будьте добры, товарищ капитан.

Скопин весь залился краской. Влажными руками он извлёк из кармана коричневую записную книжку и, изредка заглядывая в неё, заговорил чуть хриплым от волнения голосом:

— Проникновение в сейф произошло ночью двенадцатого. О случившемся никому в Главуране неизвестно. Среди сотрудников обычное спокойствие. Приняты меры, чтобы взять под наблюдение каждого, кто хотя бы отдалённо станет интересоваться происходящим. Однако за истекшие дни таких вопросов как прямых, так и косвенных, не отмечено ни в служебной, ни в домашней обстановке.

Среди вахтёров тревожное настроение. Случай с газированием обходчика Шутова воспринят болезненно. Высказывания охранного штата сводятся к тому, что задета честь охраны, что не на уровне техника, что в век водородных бомб здание Главурана должно охраняться по- иному.

Тут Скопин прочитал два таких высказывания, красноречиво показывавших недовольство и тревогу охранного состава.

— Для ликвидации подобных настроений и для борьбы с распространением слухов от всех двадцати человек охраны взята подписка о неразглашении случая с Шутовым.

Майор Ганин просил меня представить свои соображения — кто из сотрудников главка мог бы быть помощником врага. Я полагаю, что подозревать можно только работников спецгруппы и спецчасти: лишь они знают о существовании главного журнала, — Скопин чуть кашлянул, чтобы подавить всё не проходивший предательский хрип в горле, и посмотрел на Язина.

Контрразведчик слушал не шелохнувшись. Лице его с высоким ясным лбом и чётко очерченным подбородком было неподвижно. Руки всё так же лежали на чёрной папке.

— В штате спецчасти, или Пятой части, как мы её называем, — два человека. Это — сам Ильин, который, полагаю, вне подозрений, и инспектор Орлов, который скоро четыре месяца, как в Крыму, на леченье. В спецгруппе 14 человек. Одни работают более 10 лет, другие немного более года. Всё это проверенные министерством люди, и то, что я буду сейчас говорить — не подозрение, а только намёк, тень подозрения.

Прежде всего из числа сомнительных лиц я исключил начальника группы Попова и его заместителя — Тупкова. Их доблесть и патриотизм в Отечественную войну общеизвестны. Вне подозрения и Герой Советского Союза Дорофеева, а также комсорг пятого этажа Зарина. Мне лично думается, что предатель не женщина, а только мужчина.

При этих словах Язин с любопытством взглянул на капитана.

— Исключил я по личным впечатлениям и Каткова. Этот тридцатилетний человек по своей психологии — ребёнок. Он чист и беззаботен. Такой не изменит, не пойдёт против своих.

Шестым я отбросил Вагина: нервы, робок, физически слаб. Не с его нервной системой быть внутренним соглядатаем.

Остальных восемь я разбил бы на первую, вторую и третью группы, по убывающей степени предполагаемой виновности. Об этих восьми буду говорить по их личным делам, по материалам внешнего наблюдения. Начну с третьей группы, куда я занёс людей, на мой взгляд, менее всего причастных в помощи врагу. Это — Воропаев, Левартовский, Огородников.

Воропаев был в армии, в штабе, за годы работы в Главуране идеального поведения.

Левартовский — трое детей, пишет диссертацию, педант. Нет в его характере таких черт, чтобы стать врагом.