Синий дым - [60]
Мне рассказывала секретарь «Объединения русских писателей во Франции» поэтесса Анна Елькан: «Во время оккупации Иван Алексеевич вел себя необычайно достойно и патриотично. Совершенно открыто высказывал свое презрение и ненависть к оккупантам… внимательно следил за событиями на фронтах по английскому радио, что строго каралось немецкими властями, упорно верил в конечную победу русского народа. Мы — евреи — находились, конечно, в очень угнетенном состоянии, но Иван Алексеевич своим поведением возвращал нам бодрость и мужество, мы ведь знали, что за укрывательство и ему грозили арест и концлагерь!»
Я снова встретился с Буниным в Париже в 1945 году, после победы, и впоследствии нередко бывал у него в доме. Вся атмосфера в бунинской семье весьма изменилась. Немалую роль в этом сыграло ближайшее окружение Бунина. Вера Николаевна, жена писателя, была настроена весьма патриотично, просоветски, не говоря уже о Леониде Зурове, участнике «Сопротивления», связанном с «Союзом Советских Патриотов». Я тоже все это время работал в этом «Союзе». И когда мы стали советскими гражданами, это нисколько не изменило к нам простое и дружеское отношение Бунина, и мы продолжали бывать в его гостеприимном доме.
Любопытен один эпизод. Бунин внимательно следил за советской литературой и, когда появился «Василий Теркин» Твардовского, пришел в восторг, тотчас же написал в Москву своему старому приятелю Телешову с просьбой передать Твардовскому свое восхищение.
Между двумя поколениями бунинских друзей шла напряженная «борьба за Бунина». Когда представилась возможность взять советский паспорт, Бунин его не взял. Теперь это уже не объяснялось его пресловутой довоенной «непримиримостью». Вот что он говорил Л. Зурову — Леонид рассказал мне: «Я глубокий старик, и начать жизнь по-новому — поздно. Новую Россию я не знаю, а, вернувшись, изучать ее прежде, чем писать, у меня нет времени. Не советую и вам возвращаться, Вы тоже уж не молоды. У вас здесь пять книг, по-моему. У вас хорошая пресса, вы создали свое имя, а если вы поедете, все нужно будет похерить, там ваших книг не примут, нужно будет сначала узнать и изучить жизнь, а потом уж писать, и кто знает, что получится?» — Леня задумчиво посмотрел на меня и сказал: «Знаешь Юра может быть, старик и прав…» Я думаю, Зуров ошибся. Ант. Ладинский попал на Родину раньше меня и был на три-четыре года старше. Очень жалко, что замечательные стихи его не нашли отклика на Родине, но он переиздал и издал три своих исторических романа, напечатанных еще за рубежом, а четвертый написал уже в Москве и был принят в Союз писателей СССР. Правда, ему очень помогла его московский друг, замечательный человек, научный сотрудник библиотечного музея Полина Львовна Вайншенкер. Несомненно, ее же заботой и трудами все три романа вышли посмертно, одной книгой в 900 страниц! Не говоря уже о многотысячных тиражах.
Еще один эпизод из биографии Бунина. Я уже говорил, что до войны Бунин был крепеньким орешком «непримиримости», весьма безрассудным, и кто бы мог подумать, что настанет время (1946 г.), когда по приглашению посла СССР во Франции
А.Е. Богомолова Бунин поедет в сопровождении близкого ему человека — писателя Н. Рощина, вернувшегося в Союз с первой очередью — в качестве гостя в Советское Посольство на улице Греналь.
Через несколько дней я пришел к Буниным. Оказалось, что Иван Алексеевич уже поужинал и ушел в свою комнату. Я принес с собой бутылку водки и какую-то закуску. Из бунинской комнаты раздалось:
— Кто пришел?
— Юра Софиев, — ответила Вера Николаевна.
— «Осетины шумно обступили меня и требовали на водку», — в шутливом настроении Иван Алексеевич непременно обрушивал на меня цитату из лермонтовской «Бэлы», виной тому была моя кавказская фамилия, хотя никакого отношения к осетинам я не имел. Через несколько минут он вышел из комнаты, извинился за свой халат. Сел он напротив меня на диван, скрестив под себя ноги, на голове у него была не то ермолка, не то тюбетейка, и в этой позе, в этом халате он показался мне древним татарским ханом. Мы чокнулись и выпили по рюмке водки. Закусили.
— Ну, рассказывайте, как прошло свидание с Богомоловым?
— Да, да, очень хорошо! Мой посол позвал меня, и я, конечно, поехал.
Бунин употребил эту фразу: «мой посол».
— Прием был очень радушным, Богомолов был безукоризненно тактичен, не касался политики. Под конец спросил меня: «Ну что, Иван Алексеевич, очень соскучились по России?» — Я ответил: «Очень, очень соскучился, Александр Евдокимович!»
Я знал, что деловой разговор шел об издании сочинений Бунина в Советском Союзе, но говорили, что по этому поводу получилась какая-то размолвка. Сам Бунин ни слова не сказал, а я, разумеется, расспрашивать не счел возможным*.
*[В одном из рукописных вариантов отец пишет, что Бунин настаивал на том, чтобы печатать его произведения без единого изменения и притом только по старой орфографии. В этой связи вот выдержка из воспоминаний Рощина о Бунине (1956 г.), машинописную рукопись которых я нашел в архиве отца: «…Бунин, говоривший о себе что если в его тексте убрать запятую, то ему станет физически больно как если бы у него вырвать ноготь, написал в Москву бестактное письмо, в котором под угрозой обращения в международный суд требовал согласовать текст сборника своего собрания сочинений в берлинском издательстве «Петрополис»… Издание было приостановлено». — прим. И. Софиева.]
«Вечный юноша» — это документ времени, изо дня в день писавшийся известным поэтом Русского Зарубежья Юрием Софиевым (1899–1975), который в 50-е гг. вернулся на родину из Франции и поселился в Алма-Ате (Казахстан), а начат был Дневник в эмиграции, в 20-е гг., и отражает драматические события XX века, очевидцем и участником которых был Ю.Софиев. Судьба сводила его с выдающимися людьми русской культуры. Среди них — И. Бунин, А.Куприн, М.Цветаева, К.Бальмонт, Д.Мережковский, З.Гиппиус, Б.Зайцев, И.Шмелёв, Г.Иванов, В.Ходасевич, Г.Адамович, А.
Григорий Потемкин вошел в историю, как фаворит императрицы. Однако остался в анналах он исключительно благодаря собственным великим достижениям.
В книге представлена серия биографий декабристов-естествоиспытателей, которые внесли выдающийся вклад в изучение многих регионов земного шара. Уникальные архивные документы позволили авторам воссоздать образы Г. С. Батенькова, М. К. Кюхельбекера, Д. И. Завалишина, В. П. Романова, Н. А. Бестужева, показать их исследования в Арктике, Северной и Южной Америке, Западной Европе, Сибири, Австралии. Подробно рассказано об участии К. П. Торсона в открытии Антарктиды и многих островов в экваториальной зоне Тихого океана. Большое значение для развития естествознания имели также труды декабристов В.
Двадцать первый том Полного собрания сочинений В. И. Ленина содержит произведения, написанные в декабре 1911 – июле 1912 года, в период дальнейшего подъема революционного движения.
Издание посвящено памяти псаломщика Федора Юзефовина, убитого в 1863 году польскими повстанцами. В нем подробно описаны обстоятельства его гибели, а также история о том, как памятный крест, поставленный Юзефовину в 1911 году, во время польской оккупации Западной Белоруссии был демонтирован и установлен на могиле повстанцев.Издание рассчитано на широкий круг читателей, интересующихся историей Беларуси.
Это самое необычное путешествие в мир Антуана де Сент-Экзюпери, которое когда-либо вам выпадало. Оно позволит вам вместе с автором «Маленького принца» пройти все 9 этапов его духовного перерождения – от осознания самого себя до двери в вечность, следуя двумя параллельными путями – «внешним» и «внутренним».«Внешний» путь проведет вас след в след по всем маршрутам пилота, беззаветно влюбленного в небо и едва не лишенного этой страсти; авантюриста-первооткрывателя, человека долга и чести. Путь «внутренний» отправит во вселенную страстей и испытаний величайшего романтика-гуманиста ХХ века, философа, проверявшего все свои выкладки прежде всего на себе.«Творчество Сент-Экзюпери не похоже на романы или истории – расплывчато-поэтические, но по сути пустые.
Евгений Львович Шварц, которому исполнилось бы в октябре 1966 года семьдесят лет, был художником во многих отношениях единственным в своем роде.Больше всего он писал для театра, он был удивительным мастером слова, истинно поэтического, неповторимого в своей жизненной наполненности. Бывают в литературе слова, которые сгибаются под грузом вложенного в них смысла; слова у Шварца, как бы много они ни значили, всегда стройны, звонки, молоды, как будто им ничего не стоит делать свое трудное дело.Он писал и для взрослых, и для детей.