Синие камешки - [3]

Стиг закрыл глаза. Казалось, он задремал. Лишь вглядевшись в его застывшую фигуру, можно было заметить, как медленно-медленно, оглаживая что-то лежащее на столе, движутся кисти рук.

«Как же вы были не похожи, — думал Стиг. — Ни за что бы не поверил, что кто-то сумеет обтесать вас на один манер. А вот смерть смогла — это старуха умеет делать в совершенстве. Даже я теперь еле различаю вас по неуловимым приметам. Все такие приятные глазу, гладенькие, тепленькие…»

Тепленькие?!

Стиг вздрогнул, открыл глаза и раздвинул пальцы. Из-под них выглянули три камешка — «Антонио», «Алексей» и «Янош». Внешне они не изменились ни на йоту, но почему-то нагрелись. Как и остальные пять.

Годы общения с планетологами научили Стига подходить к любому феномену с научной меркой. И сейчас ему представился странный, даже таинственный минерал, способный запоминать условия, в которых находится. Неизвестно, как он ведет себя в трубке Хольца, но, извлеченный на свет божий, может выкинуть удивительный фокус. Когда его трогают человеческие пальцы, камешек запоминает и эти прикосновения. Он еще не меняется, однако каждый контакт оставляет в структуре кристалла свой след.

Так проходят годы, пока не набирается своего рода «критическая масса». И тогда запускается некая реакция. Она может возникнуть как в одном камешке, так и сразу в нескольких, если они связаны общим происхождением…

Стиг вновь сдвинул пальцы. Камешки продолжали нагреваться: еще немного — и начнут обжигать. Затем пришло новое ощущение: в ладони впились десятки крохотных невидимых иголочек.

Надо было тут же убрать руки со стола, но Олссон медлил. Его сознание будто раздвоилось. Стиг-1, всецело доверяющий рассудку, твердо знал: происходит неизвестная науке реакция, которая может закончиться черт знает чем. Лучше не рисковать! Однако Стиг-2 колебался. Ну да, нет ничего проще, чем свалить все на причудливую комбинацию возбужденных атомов. А если химия тут ни при чем? Вдруг подошел срок свершить таинственный ритуал, назначенный кем-то из высших сфер? Может быть, зловещий, но необходимый. Только пройдя ЭТО, можно очиститься от скверны, когда-то испоганившей душу…

Пока он пытался переубедить сам себя, у него начало покалывать и запястья. Затем, продвигаясь все выше, иголочки добрались до локтей, а еще через минуту достигли плеч. Казалось, под рубашку набились маленькие ядовитые насекомые и соревнуются, кто злее укусит.

Всего одно движение — и пытка прекратится! Но разве можно сейчас смалодушничать, выйти из игры, не дождавшись момента истины?

ЭТО добралось до головы. То, что произошло затем, было страшнее любого кошмара, пережитого им когда-либо — наяву или во сне. Неведомая сила рванула его вниз, пол куда-то исчез вместе со всем кабинетом, и Стиг с головой погрузился… в «похлебку дьявола». В последний миг попытался хватить ртом воздуха, но опоздал, и в легкие, заполняя их до отказа, хлынула отвратительная клокочущая жижа. Стиг разом утратил зрение и слух, отмерли другие чувства, и осталось лишь одно — осязание.

Его засасывало все глубже. Ослепший, оглохший и бездыханный, он ощущал, как в толще «похлебки» возникают течения и вихри, крутя его, словно куклу в водовороте; как непрерывно вспухают и лопаются газовые пузыри; как кожу прижигают раскаленные камешки, поднятые со дна преисподней грязевыми потоками. Ему хотелось взвыть, но это было так же невозможно, как изувеченной собаке — поджать отрубленный хвост…

Время утратило смысл. Казалось, оно течет то в одну сторону, то в другую, то вращается по кругу; то растягивается, то дробится на отрезки. В один из таких отрезков Стиг уловил вокруг себя хаотичное движение продолговатых сгустков. В другой — догадался, что это плавающие в «сатанинском супе» тела ребят.

Стиг замахал руками и ногами, чтобы развернуться в нужную сторону и перехватить поднимающийся из бездны сгусток. Остальных парней по замысловатым траекториям уносило мимо, но с этим, если правильно все рассчитать, он не должен был разминуться. «Уве, — безошибочно определил Стиг, словно кто-то ему подсказал. — Других я упустил, но тебя, желторотик, избавлю… Или вытащу из этой дыры, или… Не бойся, хуже не будет. Это тот случай, когда страшнее остаться жить, чем умереть…»

Улучив момент, он поймал Уве за руку — и это прикосновение прожгло его насквозь. Снова захотелось взвыть. А когда Стига перебросило в следующий отрезок свихнувшегося времени, он опять был один…

Эва вернулась в кабинет часа через полтора. Муж сидел в странной, неестественной позе, откинувшись на спинку стула и свесив голову набок. Руки его лежали на столе, пальцы были скрючены, словно сведены судорогой, а между ними поблескивали золотыми разводами ярко-синие камешки.

Эва покачнулась и чуть не упала. Затем сквозь нахлынувшую волну дурноты заметила, что левая рука Стига мелко подрагивает. У нее немного отлегло от сердца, но ноги стали как деревянные и не хотели слушаться. Тогда она больно закусила губу, чтобы подавить готовый вырваться крик, и начала маленькими шажками приближаться к мужу.

Он был жив, но многие, наверное, предпочли бы такой жизни небытие. Заглянув в его глаза, Эва поняла, что Стиг сейчас далеко-далеко от нее, в каком-то чужом, страшном, чудовищном мире, из которого уже не вырвется никогда.