Синие фонари - [37]
— Нет, нет! Это не я!
Потом горько зарыдал, посыпая лицо землей, царапая его ногтями.
Хасан-ага, задумчиво перебирая четки, медленно шел по дороге мимо заброшенного амбара, — он направлялся в мечеть к вечерней молитве. На нем, как всегда, была полинялая феска, закрывавшая уши, на плечах — черная джубба и старая шаль, на ногах — рваные сандалии. Внезапно тишину прорезал нечеловеческий крик. Хасан-ага остановился и, оторвавшись от четок, стал внимательно прислушиваться. Ужасный вопль повторился. Тогда Хасан-ага бросился к амбару. Подобно избитой, израненной собаке, оттуда выполз Абдассами. Он хрипло стонал. Хасан-ага удивленно, с тревогой в голосе спросил его:
— Что с тобой, Абдассами? Кто исцарапал твое лицо?
Громко и мучительно рыдая, Абдассами закричал:
— Сабиха умерла, господин мой, я убил ее. Войди, вот она мертвая. А вот твои деньги, это я… я их украл.
И он снова стал царапать ногтями лицо и посыпать землей голову, продолжая мучительно стенать. Хасан-ага оцепенел от ужаса. На куче соломы лежало распростертое тело, рядом валялись деньги. Он хотел войти, но испугался мертвой. Наконец, зажмурив глаза, пересиливая страх, вбежал в амбар и начал лихорадочно подбирать деньги. Потом выскочил и закричал:
— Эй, люди, сюда! Здесь вор! Здесь убийца!
Наджия
Перевод Т. Городниковой
Шейх Аммар ас-Саадави завтракал с приятелем, шейхом Закария, в своем доме, в деревне Аш-Шамарих. Он сидел, понурив голову, взгляд его был печальным и тревожным. Казалось, мысли его витают где-то далеко. Иногда он машинально протягивал руку к тарелке, брал ломтик хлеба и клал его в рот.
В это время в комнату поспешно вошла старая служанка Умм Шалябия, наклонилась к Шейху Аммар ас-Саадави и что-то прошептала ему на ухо. Едва он услышал ее слова, как вздрогнул, глаза его налились кровью, он бросил на нее гневный взор и закричал:
— Вернулась Наджия? У меня нет дочери с таким именем! Уйди от меня, женщина, иначе я сломаю палку о твою голову!..
Он схватил трость и занес ее над служанкой. Испугавшись, та выбежала из комнаты.
Шейх ас-Саадави внимательно посмотрел на своего друга шейха Закария и сказал прерывающимся от волнения голосом!
— Десять лет назад я прогнал ее отсюда, как собаку. Она плакала и молила о прощении, но как я мог ее простить? Она запятнала мою честь вечным позором. Из-за нее я стал посмешищем во всей округе. До сих пор ни на кого не могу поднять глаз… Нет, я не был с ней жесток. Своим преступлением она заслужила смерть. Ей было шестнадцать лет, когда она опозорила своего отца. Она обманывала меня целый год. Жила в моем доме, рядом со мной, а я ничего не знал…
Закария начал успокаивать своего друга, и оба старика снова приступили к трапезе. Аммар ас-Саадави опустил голову и опять погрузился в глубокое молчание. Вскоре Закария встал и попрощался с хозяином. Ас-Саадави остался один. Он вспомнил далекое прошлое, когда его дочь Наджия была еще маленькой девочкой и он носил ее на плече, играл с ней… Вспомнил, как ходил с ней в поле и она вела за повод буйвола… Вспомнил, как на базаре, она сама выбирала себе сладости… Он видел ее смеющейся, порхающей вокруг него, словно кроткая голубка. Девочка с разбегу бросалась к нему, пряча головку у него на груди… А когда приходило время сна, он клал ее голову к себе на колени, напевал ей песенки и рассказывал сказки, как это обычно делает любящая мать.
Из глаз его полились слезы. Он протянул руку, взял Коран и попытался читать. Но его растерянный, взволнованный взгляд блуждал по сторонам.
На пороге показалась Умм Шалябия. Медленно и боязливо служанка приблизилась к шейху, но он не видел ее. Тогда она села возле него и начала молча гладить ему ноги. Заметив, что пришла Умм Шалябия, он тотчас же встал и гневно ей сказал:
— Не смей говорить мне о ней!..
Умм Шалябия цеплялась за его одежду и со слезами умоляла:
— Милосердие, о господин, милосердие! Разве есть что-нибудь прекраснее милосердия?
— Я не знаю, что такое милосердие!
Ас-Саадави весь дрожал, лицо его пылало. Умм Шалябия сказала:
— Она у меня… тебя ждет. Если бы она не боялась, то пришла бы сюда и ползала у твоих ног.
Шейх ас-Саадави с силой оттолкнул ее:
— Уйди!.. Прочь отсюда!
— Она хочет тебя видеть… Она умирает!
— Пусть отправляется в ад…
— Твоя дочь раскаивается и вернулась, чтобы умереть на твоих руках.
Охваченный гневом, шейх выбежал из дому. Он не знал, куда и зачем идет. Воздух был горячий, будто в пылающей печи. Старому шейху казалось, что он слышит какой-то неведомый голос, который настойчиво твердит: «Наджия пришла, Наджия!»
Слова повторялись в такт его шагам, словно сами ноги монотонно выстукивали эту фразу. Затем слова зазвучали громче; он слышал их и в цокоте копыт, и в шелесте листьев на деревьях. А когда знакомые спрашивали его о здоровье, ему снова слышались эти странные слова — они эхом отдавались в его сердце.
Аммар ас-Саадави брел словно ощупью. Он был страшен в своем гневе и в то же время казался жалким. Ему хотелось зайти в кофейню, немного отвлечься от этого голоса, но он раздумал и пошел быстрей, будто боялся опоздать к назначенному времени…
Вдруг он очнулся. Перед ним был знакомый дом. Он вздрогнул и остановился как вкопанный. Потом внезапно воскликнул:
