Синие дожди - [86]

Ф е д о р. Старик, как и всегда, оказался на высоте…

А л и с а. Старик великолепен!.. Что бы у вас ни произошло, на все у него отыскиваются подходящие случаи.

Ф е д о р. Это было с ним. С ним. Он — тот командир!

А л и с а. А ты не находишь, что все мы у него как марионетки на веревочках?

Ф е д о р. Не понимаю.

А л и с а. Что он все отлично знает, обо всем осведомлен, и та свобода действий, которой мы будто обладаем, — одна видимость?

Ф е д о р. Ты хочешь сказать, что он… слышит?

А л и с а. Ну, если не все, так девяносто девять процентов. Колдуют же они с Викентием Агафоновичем каждый день над слуховым аппаратом. Наверное, не зря!.. Хочешь, я пойду и проверю. Подойду сзади и крикну. Уверена, что услышит и оглянется.

Ф е д о р. Алиса, не смей этого делать!

А л и с а. А вот сделаю!

Ф е д о р. Не смей!

А л и с а. Почему?

Ф е д о р. В этом есть что-то отвратительное… Иногда, мне кажется, лучше остаться обманутым, чем уличить обманщика.

А л и с а. К тому же если он отец.

Ф е д о р. Если бы мой отец слышал, он и минуты бы не сидел дома.

А л и с а. Вот он и собрался в дорогу.

Ф е д о р. Но какой ему смысл — дергать нас за веревочки?

А л и с а. Откуда я знаю? У стариков много разных причуд. Моя мама, например, в последние годы, как ни войдешь в дом, прикидывалась спящей. Ей хотелось узнать, не говорим ли мы о ней плохо. И малейшее неосторожное слово — обиды, капризы.

Ф е д о р. Но ведь здесь ни обид, ни капризов! И склероз у него еще не настолько развился, чтобы привести к старческому маразму.

А л и с а. В конце концов, я хочу жить самостоятельно. Без подсказок. Сначала твоя мать, теперь он. Все на виду, все на глазах. Каждое твое действие поневоле контролируется.

Ф е д о р. Но ведь он и говорит — решайте сами. Сами!

А л и с а. Как же тут что-то решишь, если со всех сторон глаза?.. Сколько раз я просила — хлопочи, требуй! Нет, скоро вся квартира будет наша. И вот — она наша! Евгения не ушла к мужу, а привела его сюда. И это надолго! А Сергей, вот увидишь, не переедет к жене на улицу Горького, а привезет ее к нам! А где жить? В кладовке?.. Займут гостиную. И тогда ходи через них! Стучи — к вам можно? А может быть, проявим сознательность и уступим молодоженам эту комнату?

Ф е д о р. Алиса, ты расстроена. Ты говоришь такое, что не сказала бы в другую минуту.

А л и с а. Да, я расстроена! Потому что есть из-за чего расстраиваться!.. Я ухватилась за твою диссертацию, надеясь, что она упрочит твое положение, откроет перспективу! И тут — Сизов! Вынырнул очень ко времени! И теперь опять нет уверенности… Я обегала десятки библиотек, я как сумасшедшая вчитывалась в эти противные болезни и сама могу уже налево и направо вырезать аппендициты, язвы, раки! И все это ни к чему, ни к чему!.. (Швыряет книги на пол.)

Ф е д о р. Лисонька… Они же из библиотеки! За каждую спросят! (Подбирает.)

А л и с а. И пусть, и пусть, и пусть! (Заплакала.)

Федор подошел к ней и обнял ее.

Ф е д о р. Лисонька, ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Как ты мне дорога в те часы, когда сидишь за полночь у каталога, чертишь диаграммы. Я ведь серьезно говорю, что мне без тебя ничего не написать. Я готов на тебя молиться, когда ты входишь в квартиру со связками этих тяжеленных книг, задохнувшаяся, бледная, но счастливая… (Грозно.) Но только в тех случаях, когда приносишь сама!

А л и с а. Ну конечно. Тебе моих рук не жалко!

Ф е д о р. Сама! А не он!

А л и с а. Уж один-то раз…

Ф е д о р. И одного не хочу! Давай вместе ходить! На меня целый воз можно погрузить!.. Кстати, ты действительно снова встретила его? Это не розыгрыш?

А л и с а. Нет.

Ф е д о р. И ты снова… села к нему в машину?

А л и с а. Нет.

Ф е д о р. Он в самом деле пригласил нас в «Арагви»?

А л и с а. Да.

Ф е д о р. Чувствую, как этот негодяй уже взбирается мне на загривок… Хочу понять, для чего я ему потребовался? Нуждается в моей дружбе? Вряд ли. Боится, что я буду рассказывать всем про ту историю?.. Скорее всего — это. Да! И если я приду, откликнусь, то он поймет, что я спасовал, что я отныне в его руках, и он будет крутить мной, как захочет!

А л и с а. Федя, ну неужели ты думаешь, что я, уговаривая тебя встретиться с ним, хоть на минуту допускала, чтобы ты унижался перед ним?

Ф е д о р. Нет, конечно.

А л и с а. А если он в самом деле переродился и хочет искренне покаяться?

Ф е д о р. Долго же он перерождался!

А л и с а. Уж кто как. Бывает, минуты достаточно, а то и годы пройдут.

Ф е д о р. Не верю я в его перерождение. Сегодня зашел кое-куда, поспрашивал. Ты ведь знаешь, я не слежу за тем, кто из моих коллег кем стал и высоко ли поднялся. А тут просто заинтересовало. Навел справки. Он защитился совсем недавно. Полгода назад. И уже были неприятности. Пришла жалоба, что в диссертации использовал чужие материалы… Да он и тут выкрутился!

А л и с а. Ну, мало ли что о ком говорят.

Ф е д о р. Так ты допускаешь, что он?..

А л и с а. Допускаю.

Ф е д о р. Тогда у меня есть лишь один выход!

А л и с а. Какой?

Ф е д о р. Я…

А л и с а. Федя! Я уже знаю, что ты задумал. Но ведь это… будет для него страшно тяжело.

Ф е д о р. А мне тогда было легко?

А л и с а. Прошло столько лет. Он теперь уже не заносчивый юноша. Пожилой. С брюшком. Наверно, отец семейства.