Синхронизация в Биркенвальде - [9]

МАТЬ (наклоняясь над Францем). Сынок, тебе плохо?

ФРАНЦ (сам с собой). Мама, мама! Что со мной? Что происходит? (Медленно.) Это — смерть?

МАТЬ. Я не знаю. А если бы и знала — я не должна говорить.

КАРЛ. Жди спокойно, Францик. Мы возле тебя, не бойся.

ФРАНЦ. Карл, был бы я уже возле тебя.

КАРЛ. Францик, я возле тебя.

МАТЬ. Он тебя не слышит. Он нас не слышит — ты этого еще не понял?

КАРЛ. Вот это-то меня и мучает.

МАТЬ. Привыкнешь. Это длится недолго.

КАРЛ. Для него — уже недолго.

МАТЬ. И для него тоже. Как только он будет с нами, все остальное станет неважным.

ФРАНЦ. Я умираю? Вот и хорошо! Я всегда боялся этого — теперь я знаю, как это бывает. (Задумчиво.) Я теперь ближе — ко всему. К самой сути...

СПИНОЗА. Он умирает, господин профессор?

КАНТ. Надо узнать.

СОКРАТ. Мне кажется, что этот, рядом (показывает на Эрнста), — уже. Вы не думаете, господин профессор?

КАНТ. Что мы знаем?

ФРАНЦ. Или это не смерть? Может быть, я еще могу надеяться? Я еще завершу мою работу, мою большую неоконченную работу, мою пьесу? (Грустно.) Которую я всегда хотел написать. Рукопись пропала, выброшена там, в душевой Бухенау... Мама, Карл, вы знаете, как это случилось? Знаете?

Нет, наверно, у меня уже нет надежды закончить ее. (С болью, с усилием.) Ничего не останется после меня, ни клочка! Завтра я, наверное, превращусь в ничто, исчезну, как ты, Карл, сегодня, и, наверное, мама...

КАРЛ. Мама, ты можешь его успокоить, утешить?

МАТЬ. Но как? Он же нас не видит, не слышит. Никто не понимает наших мыслей. Подумай, где мы... Они до конца должны пройти свой путь, каждый — сам, в одиночку. Вот к чему все сводится — самому найти себя.

КАРЛ. И это то, что мы называли жизнью?

МАТЬ. Да, теперь мы это понимаем.

ФРАНЦ. Но я хочу быть смелым — один раз в жизни, этот единственный раз! Я сказал — в жизни? Нет, я имею в виду в смерти. Да! Мама... Карл... Господи! Я хочу быть смелым! Я хочу — и буду. Так! Я отказываюсь, отрекаюсь завершать мою пьесу!

СПИНОЗА. Вы слышали — он отказывается завершать эту вещь!

СОКРАТ. И обретает этим завершением самого себя...

КАНТ. Увидишь, Барух, это так!

ФРАНЦ. А он — вот этот, который рядом, — он пусть не умирает. Это я должен умереть. (Громко.) Пауль?

ПАУЛЬ. Да, что? Что такое, Франц?

ФРАНЦ. Иди-ка сюда. Что там с тем, рядом? Ему лучше?

ПАУЛЬ. Да. Как ты заметил это со своих нар?

ФРАНЦ. Сам не знаю как. Вот увидишь, он переможется!

ПАУЛЬ. Может быть, похоже на то. А ты-то как? Тебе тоже лучше, Франц?

ФРАНЦ. И да, и нет — как посмотреть.

ПАУЛЬ. Бодрись! Как-нибудь продержимся до завтра, а завтра будет суп, хороший, горяченький суп, может, еще и картофелина попадется...

ФРАНЦ. Может быть... может быть и ничего... Может быть, вообще ничего...

ПАУЛЬ (насмешливо). Что, снова голодный бред, как я погляжу?

ФРАНЦ. Оставь меня!

Пауль подходит к Эрнсту.

ФРАНЦ. Ничего — совсем ничего! Таков, значит, человек. И таков я. И все-таки (распрямляется) человек есть что-то! И я тоже, наверно. И это что-то трепещет, парит, мелькает, его невозможно понять, ухватить. Но надо действительно это сделать, надо это неуловимое воплотить, осуществить... В жизни, в смерти... Господи, позволь мне умереть! Я готов, я смогу воплотить!

ФРИЦ (подошел к Францу, стоит над ним). Что это он так притих, этот Франц? Ни слова не говорит. А ведь он у нас самый разговорчивый — все болтает, все философствует.

ПАУЛЬ. Отойди, дурак! Ему плохо!

ФРАНЦ. Мне хорошо! О, как мне хорошо! Я близок к самой сути, к тебе, мама! К тебе, Карл! И — к истине! (В экстазе.) И — к завершению той пьесы, которая называется жизнь! Господи, ты знаешь — я близок к этому. Так помоги мне еще, чтобы я приобщился. Не его возьми — меня! Я хочу к тебе. Возьми меня к себе, туда! Возьми меня вместо него, я пойду вместо него. Я хочу быть с ними, с матерью, с Карлом — с Тобой! Возьми меня, прими меня, Господи! Ты ведь знаешь — это так — я отказываюсь, отказываюсь от своей пьесы, и ее окончания. Теперь я так близок к сути, близок к Тебе, и я знаю, что этот осколок моей жизни станет целым, когда я ее отдам. Возьми мою жизнь, прими как жертву, плату за других, за них, за этого вот! Я знаю, он хочет жить, и его молодая жена там, дома, тоже хочет, чтобы он жил. А я отрекаюсь теперь уже вправду, Ты знаешь это, о Небо!

ПАУЛЬ (склоняясь к Эрнсту). Эрнст, что с тобой? Ну же, пошевелись!

ФРИЦ. Да никогда он уже не пошевелится, не видишь, дурень? Он уже концы отдал.

ПАУЛЬ. Да, видно так. Эй, Гейнц, Густав! Идите сюда, возьмите покойника и вытащите его за дверь, здесь и так дышать нечем. (Тихо.) И возьмите, что там у него есть в карманах. Куртка тоже не самая плохая, твоя, Густль, хуже. Поменяйтесь куртками. (Труп, волоча по полу, вытаскивают за дверь и оставляют на земле возле барака. Пауль возвращается к Францу.)

ФРАНЦ. Что — он умер? Господи!

ПАУЛЬ. А ты как?

ФРАНЦ. Это что же — ничего не получилось?

ПАУЛЬ (качая головой). Снова бред.

ФРАНЦ. Небеса не согласились...

ПАУЛЬ. Ну что ты опять там фантазируешь?

ФРАНЦ. Он не принял мою жизнь, мою жертву. Я слишком дрянной, я недостоин!

МАТЬ. Не говори так, Францик!

ФРАНЦ. Карл был достойнее.

КАРЛ. Мы ждем тебя.