Сингапур - [51]

Пример с Тоболиным-совсем другой случай. Пытаясь найти свое место в предстоящем мероприятии он раздумывал: «После обрядной церемонии я должен стать не почетным гостем, а полноправным членом общины в деревне Жуса. И можно предположить, что по этому поводу Сотаба, как старейшина, выдаст мне соответствующий документ. И даже выделит кусочек земли под постройку хижины и небольшой выпас для пары коз… Если я пожелаю остаться или когда-нибудь вернуться. Фантастика да и только.» В какой — то момент Тоболин действительно ощутил себя в другой жизни. Далекой от правды.

К месту торжества они прибыли с некоторым опозданием. Как и положено начальству. Для церемонии уже все было подготовлено, и кругом царило оживление. Для опоздания была причина. Сотаба для лучшего настроения позволил себе и предложил Тоболину, пропустить по небольшому стаканчику крепкой настойки. Обычай обычаем, а жить по-новому как-то приятней. И судя по выражению его лица, он не слишком серьезно воспринимал предстоящую церемонию, а больше, как развлекательное мероприятие. И зная, что опаздывает, тем не менее немало времени потратил на свои усы. Тоболин наоборот, волнуясь, не находил себе места. Однако Сотабу не торопил.

Они появились, и на удивление ничего особенного не произошло. Только где-то, позади толпы, а может сбоку, раздалась глуховатая, барабанная дробь. Барабан, судя по всему, единственный, сохранившийся до сих пор и слишком старый, чтобы издавать громкие звуки.

На том пятачке, между пнями, в старом, громоздком кресле, сколоченном из каких-то черных деревяшек, восседала страшно ветхая старушенция. Это и была шаманка Чана. Она возвышалась над народом, как пугало на огороде. Тоболин ее увидел издалека. А приближаясь, он уже так не думал. Целая эпоха человеческой жизни таилась в ее угасающем теле. С одного боку рукой ее поддерживала большеглазая, красивая женщина с осанкой Венеры. Она была одета в модную городскую одежду, не скрывающую ничуть ее красивых форм тела. Тоболин сразу же догадался, что она-внучка Чаны и представил на мгновение старуху в молодости такой же красивой. И пришлось ужаснуться от мысли: до чего же старость-паразитка. Что она делает с человеком!.

С другого боку поддерживала молоденькая девушка, видно, прислуга.

За спиной у Тоболина, почти вплотную, стояла Тина. А сам он, смущаясь и не догадываясь, во что выльются все эти дела, забыв на некоторое время о Чане, отчужденно смотрел поверх людей. Сотабы рядом не было. Он в великолепной позе вождя сидел на одном из пней. А другой как раз и предназначался для Тоболина. Что предстояло делать в эти минуты, он не знал. Выручила приставленная к нему Тина. Девушка привстала на носочки и шепнула Тоболину в ухо:

— Подойдите к Чане. Не бойтесь, я с вами.

Он так и сделал. Медленно приближаясь к старухе, присматривался к ней. Ощущение было не из приятных. Почувствовав легкий толчек в спину, остановился. Несмотря на поддержку двух её помощниц, старушка клонилась то в одну сторону, то в другую. И Тоболин подумал: «Не упала бы…»

Чана протянула костлявые, черные руки, живые мощи, поверх его головы. Тоболин почувствовал шевеление волос на затылке. А глаза некуда было отвести. Перед ним маленький темный скелетик и больше ничего. Старуха, от своего рождения не привыкшая к одежде, и теперь не очень заботилась о ней. Единственный кусочек хлопчато-бумажной материи зеленого цвета прикрывал бедра и ноги. Иссохшие, исполосованные пестрыми глубокими морщинами груди, висели двумя длинными мешочками.

Человека, стоящего перед ней, она вряд ли хорошо видела почти ослепшими глазами, зато чувствовала его плоть обонянием. Оно у нее было развито не хуже чем у собаки. Редкие, но длинные с блескучей белизной волосы на маленькой высохшей головке, дернулись и зашевелились когда она на удивление крепким, хрипящим голосом завыла:

— Ууаааааах, уаааааах!

И казалось, ее впалый рот совсем не раскрывался, а звуки летели и летели, пока не закончила шипением:

— Шааааши, шааааши, шааааши.

Тоболин был далек, чтобы чему-то верить, однако при этих воплях оцепенел.

Почувствовал, как его тело одеревенело, а мозг в эти мгновения отключился.

Чана, наконец, смолкла, но рук не опускала. Ее пальцы двигались словно змейки, выискивающие жертву, на которую можно броситься. Длилось с минуты две. Тоболин не выдержал и повернул голову в сторону. Случайно встретился с глазами ее внучки. Огромные, черные, с золотинкой, они блестели, как два драгоценных самородка. И неведомая сила принуждала смотреть в них и смотреть.

Тине пришлось дважды дернуть Тоболина за рубашку, пока он не внял ее требованию. Оказывается, увещевания Чаны уже закончились, а она сама, превратившись в свернутый калачик, дремала в кресле.

Неведомое до сель безволие в теле сменилось притоком энергии… Тоболин не вытерпел, наклонился к Тине, почувствовав жар её щеки. Шепотом спросил её.

— Не знаешь, в чем заключается суть этого обряда?

Девушка отвечала серьезным голосом:

— Прежде чем к тебе прикоснутся люди, Чана обращала тебя в нашу веру и отгоняла болезни, чтобы не перешли к ним.

Затем она молча взяла его за руку и повела туда, где все также представительно восседал ее отец. И усаживаяь на пень, указанный Тиной, Тоболин подумал о превратности своей судьбы: «Головушка ты моя бедная. Занесло же меня…Разве когда-нибудь раньше мог подумать, что однажды через все это придется пройти…»