Синева небес - [23]

— Стоит мне посмотреть на женщину, сразу хочется с ней познакомиться. Но ты — совершенно особый случай, — поспешил добавить Фудзио. — Ты… ты — дух вьюнка.

Он придал лицу серьезное выражение:

— Я тогда переспал с девственницей. Правда, чертовка солгала. Сказала, что у нее уже были мужчины. И это было ужасно.

— Какая разница, девственница или не девственница? Просто молодая женщина.

— Может, для тебя это и впрямь неважно, но для меня это было ударом. Она — дочь учителя. И непонятно, что у нее на уме.

— Раз вы понравились друг другу, значит, все прекрасно…

— Ну, не могла же она влюбиться!

— Мне ясно одно — для этой девушки ты стал первым мужчиной, которого отныне она всегда будет помнить. Женщины такого не забывают.

— Едва ли… К тому же, она не такая уж скромница. Всячески делала вид, что ничего особенного не произошло.

— Мне кажется, что девушке, которая впервые познала любовь, хочется видеть того человека, что открыл ей эту сторону жизни. Даже если они не могут быть вместе.

— Шутишь! Она и имени-то моего не знает. Да стань я даже премьер-министром, она не узнает, что это я.

— Ты как-то неправильно живешь.

— То есть?

— Не ценишь то, что имеешь, а думаешь о том, чего нет.

— Нет, я крепко помню то, что получаю! Вон, мой шурин сегодня заявил, что мне лучше умереть. Такое трудно забыть! — натянуто рассмеялся Фудзио. — Но если уж говорить о том, что я имею… Была еще одна женщина. До той девицы. — В голосе Фудзио прозвучало скрытое торжество.

Юкико продолжала шить, руки ее сновали, не останавливаясь ни на мгновение.

— Она немного кичится своей красотой. Считает, что против нее не устоит ни один мужчина. И постоянно лжет.

— Почему ты так решил?

— Она сказал, что не замужем. Я притворился, будто поверил, хотя было ясно, что она соврала. Ведь если женщина говорит, что ее заводит сам факт измены, значит она, без сомнения, замужем.

— Но ты ведь сам лжец.

— Я так сказал?

— Ну, да. Только что, — сказала Юкико улыбаясь.

— Я уже и забыл! Я вообще безалаберный.

— Люди, в общем, похожи друг на друга.

— Послушай, а у тебя в доме никогда не было осиных гнезд?

— Осиных гнезд? Да было как-то раз. А что?

— Это очень опасно. Я слышал, что в таких случаях ос выкуривают. Только не знаю, как именно это делается.

— И я не знаю. Вообще-то, от них мне жизни не было, просто не знала, что делать. А потом случайно зашел один знакомый и увидел гнездо. Так он сразу сказал, что с осами нужно как-то бороться. Дождался зимы и сбил гнездо. Вот и все. Обошлось без выкуривания. А что? У тебя дома осиное гнездо?

— Нет, мой дом — в центре города, ос там никаких нет. Единственная оса — это я. И мой шурин хочет меня выкурить.

— Разве не говорят: брат на брата — пуще супостата. Не слышал такую пословицу?

— Доводилось.

— Раз слышал, значит, это не должно тебя так угнетать. Ведь в жизни чего только не бывает! Мне странно, когда взрослые люди реагируют как дети.

Да, подумал Фудзио, это, конечно, так. Но печаль — это особый случай. Можно смириться со смертью, но нельзя смириться с печалью…

— Умри я от несчастного случая, мой шурин устроил бы на радостях пирушку. Вот такие у нас отношения.

— Я отношусь к тебе иначе. Хоть мы с тобой и не родственники, я бы вспоминала тебя, если бы ты заболел и умер.

— А кто были твои родители?

— Мои родители? Отец был обыкновенным служащим. А что?

— Да так, ничего. Просто захотелось узнать, кем были твои родители, которые так хорошо тебя воспитали.

* * *

Фудзио просидел у Юкико два часа. Оторвавшись на минуту от работы, Юкико приготовила амадзакэ.[21] Обычно этот сладковатый напиток вызывал у Фудзио отвращение. Но в тот день все было иначе. Ведь Фудзио уже ел в этом доме сладкие мандзю, которые подала ему Юкико.

Все это казалось весьма странным. Дома, когда мать подавала эту сладкую гадость, Фудзио отталкивал чашку. Обычно он терпеть не мог сладкое, хотя иногда, наоборот, с жадностью набрасывался на него. Именно поэтому мать всегда приставала к нему с угощением, забывая о горьком опыте: «Это очень вкусно, попробуй хоть чуточку».

Когда пришло время прощаться, Фудзио почувствовал, что ему не хочется уходить.

— Почему, когда я вижу тебя, у меня становится легко на душе? — спросил Фудзио, обуваясь в прихожей.

— Наверное, потому, что здесь так тихо.

— Ах, тихо… — пробормотал Фудзио. Вдруг он захихикал. — Так вот в чем дело. Вообще мое поколение любит шум… Не иначе как годы дают себя знать.

Юкико ничуть не смутилась:

— В самом деле?

— Да нет, нет. Бывает, нравится, и когда тихо, — признался Фудзио.

— Хорошо, когда тихо. Можно человеком стать.

— А если шумно — чем тогда станешь?

— Наверное, чем-то неодушевленным. Вещью.

— Послушай, а ты смогла бы ждать меня всегда? — спросил Фудзио, сам поражаясь наивности своих слов. — Ждать все время, не встречаясь ни с кем? Ведь я уже никогда не приглашу тебя в отель. Но только ты будешь встречаться со мной, лишь когда я этого захочу?

— Едва ли жизнь у меня изменится. Да и куда я пойду — с иголками и шитьем? А гости ко мне заходят редко…

— Тогда жди только меня. Когда бы я ни пришел. Я хочу постоянно сознавать, что ты живешь лишь для меня.

В порыве чувств Фудзио схватил руку Юкико и прижал ее к щеке. Ему доводилось видеть, как иностранцы целуют женщинам руки. Однако Фудзио руку Юкико целовать не стал, а просто прижался к ней щекой.