Синергетика как феномен постнеклассической науки - [34]

И можно без особого преувеличения утверждать, что такие неклассические теории, как СТО и квантовая механика, формировавшиеся в процессе кооперативного синергетического взаимодействия языков теории, картины мира и эксперимента, возникли во многом как компромисс по поводу границ использования идеализации абсолютной точности, измеримости, наблюдаемости, коммуницируемости. Но если идеализация — это компромисс, а компромисс — это устойчивое согласие, согласие в диалоге, то возникает ключевой вопрос о появлении этой устойчивости. Обычно его рассматривают в контексте проблемы оснований знания, нахождения или создания фундаментальной теории. О компромиссе здесь не упоминается. Здесь молчаливо принимается предпосылка абсолютной устойчивости фундаментальной теории, гарантии которой в зависимости от философских предпочтений видят либо в устойчивости языка математики, коренящейся в вечных и неизменных эйдос-формах Платона, либо в устойчивости «языка фактов», добытых посредством «натурного» эксперимента, языка «самой природы». Между этими полюсами коммуникативной деятельности взаимодействующих и часто конфликтующих языков и развертывается коммуникативное пространство идеализаций как системы конвенций разной степени устойчивости.

Сказанное можно перевести в деперсонифицированный язык, рассматривая идеализацию в контексте ее соотнесенности с экспериментом и теорией. Именно в таком контексте она обсуждается А.А.Андроновым, А.А.Виттом, С.Э.Хайкиным. Они подчеркивают, что ответ на вопрос о допустимых границах идеализации «может дать в конечном счете только опыт. Только сопоставляя те ответы, которые дает на тот или иной вопрос наше идеализированное рассмотрение, с результатами опыта, мы можем судить, законна ли та или иная идеализация».

При этом обращается внимание на следующие принципиально важные моменты. Во-первых, «считать расхождение теории и опыта бесспорным доказательством недостаточности исходной идеализации и необходимости учесть какие-то новые свойства системы для объяснения наблюдаемых явлений» мы можем лишь в том случае, когда «теоретическое рассмотрение нашей идеализированной схемы приведено вполне строго». Во-вторых, информацию о допустимости той или иной идеализации, можно извлечь также и «из сопоставления результатов двух различных теорий, одна из которых развита с использованием данной идеализации, а другая без этой идеализации». Такое сопоставление есть очень важный момент теоретической деятельности, его можно рассматривать как одну из форм мысленного экспериментирования, а тем самым — коммуникации. В результате этого мысленного экспериментирования выстраивается канал обратной связи, информирующий о том, как конкретно сказывается пренебрежение тем или иным свойством исследуемой системы на возможности объяснения наблюдаемых в эксперименте явлений. Кроме того, происходит развитие субъективного опыта и развитие интуиции в направлении того, «что важно и что не важно в отношении рассматриваемого круга вопросов». С точки зрения представлений о межличностной коммуникации, диалоге и идеализации как компромиссе встречи языков важно также, что «характер идеализаций, допустимых при рассмотрении той или иной задачи, определяется всей задачей в целом, и зависит поэтому не только от свойств рассматриваемой системы, но и от того, на какие именно вопросы мы хотели получить ответ при рассмотрении задачи». Иными словами, говоря о допустимости или корректности той или иной идеализации, мы должны соотносить ее с той целью, ради которой мы данную идеализацию принимали. Соответственно вопрос о том, какие свойства в системе считать существенными, а какие нет, будет лишен смысла, пока мы не уточним область контакта встречающихся носителей коммуникации.

В качестве иллюстрации сказанному рассмотрим, используя традиционный язык, простейший пример физической системы, представляющей собой тяжелый груз, подвешенный на конце длинной нити. Допустим теперь, что нас интересует вопрос о характере движения этой системы в случаи, если мы выведем ее из состояния равновесия, отклонив от вертикального положения. Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мы должны построить идеализированную модель данной системы, выделив основные (существенные) особенности интересующего нас явления и отбросив всякого рода второстепенные (несущественные) факторы. Некоторые из этих факторов очевидны на основании повседневного опыта, и мы молчаливо отказываемся от их учета без всякой артикуляции. К примеру, мы не будем говорить о том, что для определения характера движения маятника несуществен цвет той нити, на которой он подвешен, хотя вполне возможен искушенный экспериментатор, который будет говорить о необходимости принимать во внимание это обстоятельство в качестве существенного. Понятно, что это результат субъективного опыта, своего рода искусство экспериментирования как конструирования реальности. Допустим, мы решили исключить из рассмотрения силы трения, сопротивления среды, пренебречь растяжением и массой нити, на которой подвешен груз, полагая всю массу рассматриваемой физической системы, сосредоточенной в одной точке и равной массе груза, и т.д. В итоге мы приходим к конструкции, известной под названием математического маятника или модели математического маятника. Далее, применяя к полученной нами идеализированной схеме законы механики, мы можем написать дифференциальное уравнение движения маятника. Затем, предполагая отклонение от равновесия маятника небольшим, мы еще раз упрощаем задачу. Полученное в итоге уравнение легко интегрируется, и его решение описывает незатухающие гармонические колебания системы около положения равновесия. Приведенный пример идеализации выглядит очень простым, но это потому, что он сам есть идеализация процесса идеализации. Мы можем начать с диалога математики и эксперимента, или межличностной коммуникации математика и экспериментатора, «вернуться к истокам» и убедиться, что простота математического маятника — это простота и воспроизводимость завязанных на него циклов коммуникации.