Синеоки - [3]

И вот опять теплым и влажным днем мы шли наудачу в сопки. Облака у горизонта и солнце на ярко-синем небе. Мы поднялись по тропе среди лиственниц к тому самому месту, где когда-то впервые встретили Лайнаумэ. И увидели его. Он ждал нас.

Полуобернувшись назад, Лайнаумэ расчесывал хвост. Пропускал его через пальцы, еще и еще. Мы остановились. Лайнаумэ заговорил, не глядя на нас.

- Почему ты такой? - спросил Лайнаумэ у Мякишева.

Опять они стояли друг против друга.

- А тебе не все равно? - ответил Мякишев.

- Нет, - сказал Лайнаумэ.

Затем он встал на дыбы, лицо его с яркими голубыми глазами оказалось высоко над нами, и круто повернулся на крепких задних ногах. Потом пошел по тропе прочь.

Мы с Мякишевым стояли, не двигаясь.

Тут бы мне окликнуть Лайнаумэ! Сказать ему...

А из-за деревьев начали выходить, один за одним, другие синеоки. Прежде их не было видно, теперь они появлялись, золотые, из зелени. И медленно уходили прочь вслед за Лайнаумэ.

Можно было не считать, здесь были все синеоки, все до единого. Все они уходили сейчас по тропе.

Когда последний стал исчезать за поворотом, Мякишев двинулся с места; неуверенно шагнул за ними. Я - следом.

Вы видите, наверное, эту красивую роспись на стене Дома ученых в Новосибирске: синеоки на уступе скалы, над обрывом, перед закатным солнцем, впереди - Лайнаумэ. На самом-то деле это картина тревоги. Синеоки собирались на своем уступе, когда что-нибудь вынуждало их нервничать. Стояли, глядя на Солнце, пока оно не скрывалось за горами.

Ясно было, что они идут на свою скалу. Притом они все прибавляли шагу. Мякишев, надо думать, почувствовал что-то - шел и шел за ними, шел, а потом и побежал.

Мы выбежали на уступ одновременно с синеоками. И тут раздался странный шум; я увидел, как Лайнаумэ оказался в воздухе; но он не упал с обрыва, нет, он взлетел, раскинув руки; шум был шумом воздуха. Лайнаумэ был первым, вслед за ним взлетели другие, остальные, все; все синеоки взмыли над сопками за своим вожаком. Они летели, раскинув руки в стороны, вытянув тела горизонтально, ноги поджаты, хвосты колышутся сзади; летели прямо к опускающемуся Солнцу.

Мякишев бросился за ними... Остановился. Я стоял рядом.

Синеоки удалялись... Не могу передать, что во мне творилось. И вдруг, вдруг мне показалось - Лайнаумэ обернулся. Да, точно! Наши взгляды встретились...

Я рванулся к обрыву. Внизу, глубоко, были камни, текла река... Нет, это не пугало меня... Но Мякишев успел меня настичь, он кинулся на меня, сбил с ног и - навалился всей своей тяжестью.

Задыхаясь, я лежал под ним и видел, как удалялись синеоки. Стали золотым облачком на небе... приблизились к золотому диску Солнца... И слились с ним...

Вот как это было.

Мякишева потом, говорят, встречали охотники. Он одичал, ему помогли - дали собаку, сети, пристроили к лесничеству; он, рассказывают, так и живет там. Кто мог шутить, говорили: Мякишев растворился в воздухе вместе с синеоками. Может, он понял, что ему лучше не возвращаться. Не могу сказать.

Особый интерес, по моему мнению, представляет то, что в этот же день была зафиксирована необычно сильная вспышка на Солнце. Следовало бы попытаться соотнести момент появления вспышки и время исчезновения синеоков. Как вам известно, я выступал с таким предложением на прошлой сессии общего собрания. Практически это, однако, едва ли осуществимо, поскольку потребовало бы совместных усилий биологов и астрофизиков; а они, как вы хорошо знаете, состоят в разных отделениях академии. Впрочем, я оптимист и не теряю надежды...