Синдром подводника. Т. 2 - [5]

В каком-то документе я вычитал, что в условиях начала войны, если будет израсходован ракетный и торпедный боезапас корабля, часть экипажа, в том числе личный состав БЧ-3, должен переквалифицироваться в минеров для выполнения диверсионной работы. Не знаю, какие бы из нас получились подрывники-диверсанты, ведь с нами даже занятий на эту тему не проводили. Хотя… переквалифицироваться, конечно, означало обучиться. В этом смысле я морально был готов продолжать борьбу доступными средствами. Около половины вахтенной поры я обычно выделял на сон, так как далеко не всегда удавалось посвятить достаточно времени этому нужному и важному занятию — по причине объявления неожиданных учебных, боевых и аварийных тревог. Для своего подпольного сна я располагался на раскладном стуле, откидывался вместе со спинкой назад, опирался на огнезащитный чехол (ОЗЧ) боеголовки, который надевался на боевое зарядное отделение торпеды, а ноги забрасывал на другую торпеду или балку торпедопогрузочного устройства. В таком положении — полулежа или, наверное, все-таки в лежачем — я и предавался нарушению дисциплины, сну. Хотя, если отойти от бравады, это все-таки был не сон, а дрема. Потому что отдых мой был чутким, и на любое пусть даже едва уловимое движение или звук тут же включалось сознание, а самое главное — при пробуждении я не имел помятого вида. Обычно я просыпался за пять минут до начала доклада об осмотре отсека, ибо, как уже отмечалось, дважды в час производился вызов вахтенного отсека по «Каштану».

Сначала вахтенный инженер-механик сам вызывал меня на доклад об осмотре отсека, что мне не очень нравилось — ждать вызова, особенно если по какой-либо причине он не происходил в положенное время, было то же, что ждать у моря погоды. Взяв на вооружение один из мичуринских принципов, что не надо ждать милости от природы (в данном случае вызова от вахтенного механика), я решил перехватить инициативу на себя. Сбор докладов главный командный пункт (ГКП) всегда начинал с первого отсека, а я, дабы не пребывать в утомительном ожидании начала этой акции по инициативе вахтенного инженер-механика, опережал его. И эту привычку мне удалось закрепить в практике. Я просыпался ровно за пять минут до начала доклада, сам вызывал ГКП и отчитывался. Моя инициатива в нашей смене прижилась и со временем воспринималась в порядке вещей. И так это замечательно получалось, что я почти ни разу не проспал самого ответственного на вахте мероприятия — доклада. Хотя нет, пару проколов все-таки было. Но самое интересное, что при каждом моем проколе ГКП, полагаясь на мою «ответственность», вместе со мной успешно опаздывал с докладом. И со стороны вахтенного механика — командира первого дивизиона, капитана 3-го ранга Павла Глебовича Топильского на меня не было никаких нареканий. Даже наоборот, как-то мимоходом он высказал очень даже похвальные слова в адрес моей вахтенной дисциплины.

Вывод: Строгость в отношении выполнения обязанностей, как и все в мире, относительна. Если вы решаетесь нарушить ее, то отходите исключительно в сторону улучшения выполнения своего долга. Помните, нет ничего приятнее того, чтобы отказывать себе в непозволительных слабостях, надо только научиться этому.

Предпоходный период

Непосредственно перед выходом подводной лодки в автономное плавание одной из самых важных задач, стоящих перед командованием, было возвращение офицерского и мичманского состава на штатные места согласно боевому расписанию: «Со швартовов сниматься». Подчас эта задача оказывалась непосильной, и тогда принималось решение вывести подводную лодку на якорь, чтобы дособирать личный состав экипажа и при этом не растерять уже имеющийся на борту. В последние минуты, до того как подводная лодка отвяжется от пирса, можно было наблюдать занятные сцены прибытия офицеров и мичманов на корабль.

При этом были случаи, когда в море уходили люди, имеющие за плечами крупные «залеты», иногда граничащие с воинским преступлением. И тогда «включался» главный принцип: «Море все спишет». Это расхожая интендантская поговорка, известно, мясо стухло его, и списали (за борт). В этом случае командиры говорили: «Ладно, пусть идет в море, а мы посмотрим, как он себя там проявит».

Помнится, например, случай, имевший место на Камчатке, когда у интенданта образовалась офигенная недостача — свыше 10 тысяч рублей. С тем он и ушел в море, чтобы спрятать концы в воду. Ведь в море идет полноценная жизнь — расходуются продукты. Тем более что паек у моряка солидный, опять же — одноразовое белье выдается... Вот так и получилось, что по приходу из автономки недостача у этого растратчика исчезла — все било по нолям.

Но чаще залетали по пьянке. Как-то мы уходили в море, а наш боцман Витя Радзан явился к отплытию пьяный. Естественно, старпом Ротач негодовал, сильно ругался.

— Ну вот кто вместо тебя за рули сядет? — сокрушался он. И командиру БЧ-1 Косте Роговенко, непосредственному начальнику боцмана, попало от него на орехи: — Вот теперь сам сядешь за рули, раз подчиненных распустил!

Положение спасло то, что у них в БЧ был нормальный старшина, который рулями управлял, как волшебник. Ну а Витя проспался и потом сидел на рулях, как провинившийся бобик — тихо и покорно.