— Куда поедем? — поинтересовалась я. — Если честно, не знаю ни одного кафе поблизости.
— Доверишься мне? — он смотрел мне в глаза, окутывая флером защищенности и спокойствия, поэтому я ответила без раздумий:
— Договорились.
Местом, которое он выбрал для нашего первого свидания, стал «Феникс», пижонское и жутко дорогое кафе, куда бы я не вошла под страхом смерти. Для таких заведений я была чересчур домашней и нелепой.
— Ты не хочешь сюда, так? — со вздохом безысходности проговорил Питт, останавливая машину на стоянке.
Парень закусил нижнюю губу, раздумывая, а затем вдруг произнес:
— Может, в парк?
— Отлично. Самое то, правда.
Мы переглянулись. Питт тихо рассмеялся и вышел из машины, спеша к моей дверце. Галантно распахнув и подав руку, он позволил мне на секунду поверить в сказку. Наши руки приникли друг к другу, ладонь к ладони. Электрический ток прошиб меня от пяток до макушки, заставляя думать о самом желанном и страшном одновременно — о сексе.
Каптийский парк был местом довольно тихим. Это натолкнуло меня на мысль об интимности и романтичности, и о собственной глупости, ведь парк предполагал полное уединение.
Купив несколько гамбургеров и содовой, мы нашли лавочку под одним из желтых фонарей.
— Не поверишь, но я не бывал здесь с самого детства, — вымолвил Питт, разворачивая еду, — и уж тем более не ел гамбургеров лет сто.
— Это чертовски вкусно на самом деле, — одобрила я, — но я тоже ем их редко. У меня немного чокнутое семейство, если ты не заметил. Ба уверена, что фаст-фуд это от дьявола.
Питт рассмеялся, и я поддержала его.
— Действительно вкусно, — проговорил он, набивая рот. — Так значит, ты из Катригана?
— Да, а еще я ситайка.
— И как тебя угораздило…
— Здесь все обращают на это внимание. Ситайки редкость в Каптике, я уже поняла.
— У вас своеобразный акцент, а еще… ситайки очень красивы. На это нельзя ни обратить внимание.
— У нашей расы нет преимуществ перед людьми, кроме, как черные глаза, миниатюрное телосложение и темные волосы. Просто, эм… — говорить о подобном в присутствии парня, который нравился, было довольно сложно, — ситайцы развиваются позже, чем люди. Эта особенность сглаживается с годами, но в детстве она изрядно портит жизнь. Мама отдала меня в школу в семь, потому что считала, что ее дочь способна на большее, чем любая ситайская девочка.
— И, наверно, она была права.
Я поджала губы.
— И все-таки многим ситайцам тяжело пробиться, потому что их считают инфантильными и несколько наивными. Хотя, наверно, так и есть.
Питт поймал мой взгляд, вымолвил серьезно:
— Ну, тебя я точно не могу назвать наивной, Лимма.
Я промолчала, но только потому, что я как раз и была наивной. Это можно было скрыть от окружающих, но только не от самой себя. И я всегда боялась повторить судьбу матери, влюбившись и доверившись тому, кто разобьет сердце.
— Мне нужно быть в девять дома, — сказала, рассеянно глядя на зажигающиеся фонари, — нужно позаботиться о маме.
— Я отвезу, не волнуйся, не опоздаешь.
Мы выкинули мусор в урну, и Питт поинтересовался, подвигаясь ко мне на лавочке:
— Не замерзла?
— Нет, все нормально.
Представить страшно, что он дотронется до меня. Наверно, потому что мне очень этого хочется… И, наверно, Сайверс понимает меня без слов. Его горячая ладонь скользит по спине, обхватывает за плечо, притягивает к себе. Через секунду я уже в мужских объятиях, трясусь от переполняющих меня эмоций. Во рту сухо, сердце безудержно колотится.
— Я не сделаю ничего противозаконного, Лимма, — шепчет Питт в висок, чувствуя мою дрожь.
Я ощущаю себя полнейшей дурой. Больше всего меня страшит мысль, что он догадается, насколько я неопытна. О, лучше провалиться сквозь землю!
— У тебя мягкие волосы, — Сайверс утыкается лицом куда-то за ухо, жарко дышит, вдыхает аромат моих волос. — Ты так приятно пахнешь…
От его шепота волна мурашек прокатывает по всему телу, а низ живота обволакивает тепло.
Это даже лучше, чем сон. Со мной происходит нечто — веки тяжелеют, дыхание учащается, мне хочется ощутить Питта, его вкус, запах, тяжесть его тела.
— Лимма… — его губы жадно находят мои.
Я просто открываю рот, ощущая, как Питт обхватывает мою нижнюю губу, затем верхнюю, а затем его язык проникает в меня. Ощущения настолько сильные, что между ног появляется влага. Я стыдливо всхлипываю и отстраняюсь.
Питт не сделал ничего плохого, но вид у него взволнованный, возбужденный.
— Прости, — хрипло выдыхает он, — слишком рано, да? Я не должен был… только не уходи.
Господи, его реакция настолько искренна и импульсивна, что я готова в ту же секунду ему отдаться. Знал бы он, что творится со мной, когда он рядом, когда касается, наконец, когда просто смотрит вот так.
— Все нормально, я просто…
— Ты никогда этого не делала?
Отведя взгляд, я старалась придумать что-то стоящее в ответ, или тактично сменить тему.
— В этом нет ничего плохого, Лимма.
Мне не удалось скрыть горький смешок.
— В двадцать лет странно не уметь целоваться, — проговорила, не поднимая глаз.
— Нет, это потрясающе, — он помедлил, прежде чем сказать то, что собирался: — я еще ни разу не встречался с девственницей.
О, черт…
— Лучше не заостряй на этом…
