Синдром Феникса - [12]
И что-то в его глазах появилось. Какое-то смутное воспоминание…
Раз уж Гоша остался (пока), Татьяна решила его привести в порядок.
Остригла ему волосы в предбаннике крохотной баньки, стоявшей в углу сада.
— Теперь раздевайся — и мыться!
И отвернулась, сметая в совок волосы.
Повернулась — а он стоит раздетый и ничуть не стесняется.
Глаза у Татьяны вильнули туда-сюда (если говорить точно — вниз-вверх), она вскрикнула:
— Ты что делаешь, бесстыдник?
— А что? — не понял Гоша.
— Ничего… Иди, чего уставился? Не обожгись там… Сообразишь хоть, как мыться?
— Да. Чистым хорошо быть.
— А то!
Татьяна взяла в охапку его вещи, положила на лавку приготовленные старенькие, но чистые — джинсы, футболку, носки, трусы. От бывшего мужа осталось — то, что он по гордости не захотел взять при уходе.
Вышла на крылечко, осмотрела Гошино барахло. Залезла в карманы джинсов. Пусто. Только в заднем кармане какая-то бумажка. Татьяна повертела, всмотрелась, ничего толком не разглядела: бумажка была когда-то постирана вместе с джинсами. Но какие-то буквы виднеются, надо после рассмотреть.
Взяла куртку и обратила внимание, что высокий и плотный воротник с молнией (вместилище для тонкого капюшона) зашит нитками. Пощупала воротник. Что-то там такое почувствовала. Сходила за ножницами, аккуратно распорола шов. Отстегнула молнию. И увидела длинный мешочек, равномерно чем-то набитый. Извлекла его.
И начала вынимать оттуда бумажки. Доллары. И все сотенные.
И вот уже целая груда лежит на крыльце.
Татьяна сосчитала. Потерянно произнесла:
— Десять тысяч…
Встала, походила. Посмотрела издали на пачку долларов. Оглянулась.
Быстро подошла к деньгам, схватила, сунула под крыльцо. Забормотала в смятении:
— Машину купить почти новую… Дом отремонтировать… Теплицу оборудовать… Детей обуть-одеть на год вперед… Боже ты мой… А если ворованные? Если фальшивые? Пойдешь менять — тебя цап! — и в сообщницы. Кто же ты был, Гоша? А?
Но что воздух спрашивать — есть же сам Гоша!
И Татьяна, достав из-под крыльца деньги, ворвалась в баню, открыла дверь. Опомнилась, прикрыла дверь и, сунув в щель пачку, трясла, показывая, и спрашивала:
— Это что?
— Я уже знаю, это деньги, — ответил Гоша.
— Спасибо, подсказал! Откуда?
— Ты принесла.
— У тебя они откуда?
— У меня? — не понимал Гоша.
Татьяна решила продолжить допрос, когда он вымоется и оденется.
И, налив ему чаю после бани, спрашивала:
— Может, ты бандит?
— Бандиты стреляют. Нет.
— Это ты сейчас говоришь — нет. Ты же ничего не помнишь! Откуда я знаю, вдруг деньги ворованные или грабленые? Вспоминай, Гоша! Это важно!
В то же самое время, когда Гоша безуспешно вспоминал, откуда у него деньги, Валера Абдрыков обедал, сидя на кухне в трусах и майке. Вера, у которой он жил, женщина средних лет, средних умственных способностей и средних познаний о жизни, сидела напротив, пила пиво из горлышка и нежно смотрела на принадлежащего ей мужчину. Валере бы радоваться, но он, как и большинство его собратьев по полу, и в хорошем умел находить причины для недовольства.
— Я вот ем без ножа. И сижу в трусах за столом. А ты мне даже замечания не делаешь, — выговаривал он Вере.
— А ты в трусах мне больше нравишься, — ворковала Вера.
— Люди зачем друг с другом живут? — неожиданно спросил Валера.
— Кто как, — промурлыкала Вера. — Я с тобой — для секса.
И она фыркнула пивом, захохотала, утерлась полой халата, обнажив полную белую коленку.
— И не совестно тебе? — поморщился Валера.
— А что? Нормальное слово. Не нравится — могу другое сказать. На ту же тему.
— Обойдусь, — отказался Абдрыков. — Люди живут друг с другом, чтобы друг друга как-то… Как-то урезонивать. Сдерживать. Человек, если его никто не сдерживает, становится скотиной!
— Это пусть чужие друг друга сдерживают, а мы свои, — насупилась Вера. — Я не поняла, ты чем-то недоволен? Хочешь к Татьяне вернуться? Я не держу. Только ты с ней сам не выдержишь. Она-то как раз тебя сдерживала — кто жаловался? Ты жаловался! Она тебя шпыняла вечно: то нельзя, это можно, то обратно нельзя!
— Потому что ее беспокоил мой… облик! Моральный и физический! А тебе все равно!
— Мне не все равно! — закричала Вера, разом потеряв умильность взгляда. — А если ты такой гад неблагодарный, так и скажи! Его же кормишь, он же и ругается!
Валера вместо ответа начал ожесточенно жевать. И примирительно сказал:
— Вкусно вообще-то.
— Ладно, — сказала Татьяна Гоше. — Толку от тебя не добьешься, я смотрю. Но ты не думай, я беспамятством твоим пользоваться не хочу. Я женщина честная. Я даже в магазине никого не обсчитываю, не обвешиваю, ночную наценку делаю только на кое-что. По мелочам. А не буду делать, тогда сплошная недостача. Потому что у продуктов срок годности, надо списать. Иногда списываю. А убыток на кого? На меня, что ли? Вот и кручусь. Это что, воровство?
Вопрос был, конечно, выражаясь грамотно, риторический, но Гоша подумал, что спрашивают его. И ответил:
— Да.
— Очень приятно! — поблагодарила его Татьяна за такой отзыв. — Короче, так. Видишь эти деньги? Я их прячу. И когда ты в память вернешься, я тебе их верну, понял? Все до копейки! То есть до доллара! Понял?
— Понял.
Здесь должна быть аннотация. Но ее не будет. Обычно аннотации пишут издательства, беззастенчиво превознося автора, или сам автор, стеснительно и косноязычно намекая на уникальность своего творения. Надоело, дорогие читатели, сами решайте, читать или нет. Без рекламы. Скажу только, что каждый может найти в этой книге что-то свое – свои истории, мысли и фантазии, свои любимые жанры плюс тот жанр, который я придумал и назвал «стослов» – потому что в тексте именно сто слов. Кто не верит, пусть посчитает слова вот здесь, их тоже сто.
Можно сказать, что «Оно» — роман о гермафродите. И вроде так и есть. Но за образом и судьбой человека с неопределенным именем Валько — метафора времени, которым мы все в какой-то степени гермафродитированы. Понятно, что не в физиологическом смысле, а более глубоком. И «Они», и «Мы», и эта книга Слаповского, тоже названная местоимением, — о нас. При этом неожиданная — как всегда. Возможно, следующей будет книга «Она» — о любви. Или «Я» — о себе. А возможно — веселое и лиричное сочинение на сюжеты из повседневной жизни, за которое привычно ухватятся киношники или телевизионщики.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Один из знаменитых людей нашего времени высокомерно ляпнул, что мы живем в эпоху «цивилизованной коррупции». Слаповский в своей повести «У нас убивают по вторникам» догадался об этом раньше – о том, что в нашей родной стране воруют, сажают и убивают не как попало, а организованно, упорядоченно, в порядке очереди. Цивилизованно. Но где смерть, там и любовь; об этом – истории, в которых автор рискнул высказаться от лица женщины.
События разворачиваются в вымышленном поселке, который поделен русско-украинской границей на востоке Украины, рядом с зоной боевых действий. Туда приезжает к своему брату странный человек Евгений, который говорит о себе в третьем лице и называет себя гением. Он одновременно и безумен, и мудр. Он растолковывает людям их мысли и поступки. Все растерялись в этом мире, все видят в себе именно то, что увидел Евгений. А он влюбляется в красавицу Светлану, у которой есть жених…Слаповский называет свой метод «ироническим романтизмом», это скорее – трагикомедия в прозе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Старый знакомец рассказал, какую «змеюку» убил на рыбалке, и автор вспомнил собственные встречи со змеями Задонья.
Много ли надо человеку? Особенно на старости лет. У автора свое мнение об этом…
«Покойная моя тетушка Анна Алексеевна любила песни душевные, сердечные. Но вот одну песню она никак не могла полностью спеть, забыв начало. А просила душа именно этой песни».
«…Впереди еще есть время: долгий нынешний и завтрашний день и тот, что впереди, если будем жить. И в каждом из них — простая радость: дорога на Калач, по которой можно идти ранним розовым утром, в жаркий полудень или ночью».
Старуха умерла в январский метельный день, прожив на свете восемьдесят лет и три года, умерла легко, не болея. А вот с похоронами получилось неладно: на кладбище, заметенное снегом, не сумел пробиться ни один из местных тракторов. Пришлось оставить гроб там, где застряли: на окраине хутора, в тракторной тележке, в придорожном сугробе. Но похороны должны пройти по-людски!
Что такого уж поразительного может быть в обычной балке — овражке, ложбинке между степными увалами? А вот поди ж ты, раз увидишь — не забудешь.