Символы. Песни и поэмы - [7]

Пришел… И не отводит глаз,

ХХХVIII

И смотрит в ужасе смертельном.

Напрасно хочет он бежать…

В его томленье беспредельном

Есть жажда наконец узнать,

Проникнуть в страшный смысл загадки.

Он видит: трепетные складки

Сейчас лицо откроют… Вот —

Все ниже, ниже покрывало.

Еще мгновенье — и падет…

Вдруг ветер зашумел, — упало,

Он понял: это — смерть!.. И вдруг

Проснулся. В комнате вокруг

XXXIX

Все было ярко в зимнем блеске.

Сидела Ольга у окна…

И луч играл на занавеске.

Борис почти не помнил сна,

Но поглядел кругом бесстрастно…

И он почувствовал так ясно

И понял смерть, как никогда.

От всех порывов, колебаний

И от надежды — ни следа.

И нет любви, и нет желаний!

В его душе, в его очах —

Теперь один безмолвный страх.

XL

Больной о смерти думал прежде

По книгам, по чужим словам.

Он умирал в слепой надежде,

Что смерть еще далеко, там,

В грядущем где-то. Он сумеет

С ней помириться, он успеет

Вопрос обдумать и решить

И приготовиться заране…

И — вот он понял: жизни нить

Сейчас порвется. Не в тумане,

Не в дымке — подойдя к концу,

Он видел смерть лицом к лицу.

ХLI

И стоицизм его притворный,

И все теории, как дым,

Исчезли вдруг пред бездной черной,

Пред этим ужасом немым.

И жизнь он мерит новой мерой.

Свой ум напрасно прежней верой

В науку хочет усыпить.

Он в ней опоры не находить.

Нет! Страха смерти победить

Умом нельзя… А жизнь уходит…

От всех познаний, дум и книг

Какая польза в страшный миг?

XLII

Как физиолог, поневоле

Он наблюдает за собой

И ждет, прислушиваясь к боли

Однообразный и тупой,

Растущей медленно, зловещей.

Что это — смерти признак вещий,

Он понял; Ольге не сказал

Ни слова. Робок и послушен,

Он только жалобно стонал,

К словам участья равнодушен:

Он разлюбил ее давно,

Терпел и думал: «Вот оно!»

ХLIII

Плыло, сходило, приближалось,

Над ним уж веяло оно

И снова тихо расплывалось,

Как мутно-cеpoe пятно.

«Что это, что?»… в недоуменье

Он напрягает ум и зренье,

Он хочет знать: ответа нет,

Молчит в бессилье ум тревожный…

Быть может, это — глупый бред,

Быть может, это — призрак ложный?..

Но сердце, ужасом полно,

Не даром чует: «Вот оно!»

XLIV

Покинуть мир в былое время,

Не зная смерти, он решил,

Чтоб сбросить сразу жизни бремя,

Когда терпеть не хватит сил.

И что ж? он смерть узнал, увидел,

Но эту мысль возненавидел.

Теперь несчастного томит

Одна боязнь, что искушенья

Он наконец не победит,

И будут так сильны мученья,

Что преждевременный исход

Он добровольно изберет.

XLV

А пузырек заветный с ядом

Так близко. Ночь. Недолгим сном

Забылась Ольга. Ящик рядом

С постелью в столике ночном.

Борис открыл и стклянку вынул,

На Ольгу взор пугливый кинул,

И, еле двигаясь, тайком

К окну замерзшему подкрался,

Привстал и форточку с трудом

Открыл: холодный вихрь ворвался…

В окно он бросил пузырек

И отошел, и снова лег.

XLVI

Прошло два дня — сильней страданья.

Уж он не помнил ничего.

И Ольга, слушая стенанья,

Порою голоса его

Не узнавала: были звуки

Чужие в нем. Все хуже муки,

Непобедимей и страшней.

Несчастный целыми ночами

Молил: «Убей меня, убей!..»

В слезах подушку рвал зубами,

И был ужасен вечный крик,

Не умолкавший ни на миг.

ХLVII

Исчезли дни, исчезли ночи.

За темной шторой на столе,

Когда уж солнце блещет в очи,

Краснеет лампе в полумгле

И длится время бесконечно…

Казалось Ольге, был уж вечно

И вечно будет этот крик,

Очей открытых взор блестящий

И в душном мраке бледный лик,

И робко жалости молящий

Его руки безумный жест.

Она не спит, почти не ест;

XLVIII

Очнется бедная порою

Случайно в кухне где-нибудь,

И на мгновенье за стеною

Утихнет крик, но отдохнуть

Стыдится Ольга и не смеет;

Кухарка барышню жалеет,

Тарелку супа принесет…

И съест она две ложки, стоя,

И хлеба корочку возьмет, —

Но уж пора: ей нет покоя…

Она спешит на казнь, и вновь

Со смертью борется любовь!

ХLIX

Подымет очи со слезами

И на коленях в уголке

Стоит, закрыв лицо руками.

Порой, в безвыходной тоске

Молиться бедная пыталась…

Но вся душа в ней возмущалась:

«Ты благ и милостив, Господь, —

Зачем, зачем же эти муки?..»

Негодованье побороть

Не может и ломает руки.

Потух в душе последний свет,

И шепчет Ольга: «Бога нет».

L

Теперь Борис лежал безмолвный.

Затих усталый, слабый крик…

Но он не мог, тревоги полный,

Остановиться ни на миг, —

Уже с закрытыми глазами,

Все время шевелил руками

И то к лицу их подымал,

То снова, молча без сознанья

К груди с тоскою прижимал.

«Ах, лучше б прежние стенанья

И крик, чем эта тишина!» —

Невольно думает она.

LI

Но четырех ночей усталость

Ее сломила. В глубине

Души беспомощная жалость

Еще томительней во сне:

Чрез полчаса в слезах проснулась,

Открыла очи, встрепенулась

И посмотрела на него…

И что ж? Ни боли, ни испуга —

Не оставалось ничего

От побежденного недуга:

И тих, и светел бледный лик;

Покой в нем — ясен и велик.

LII

Она почувствовала радость…

Он пробужденья Ольги ждал;

В нем дух неведомую сладость

Отдохновения вкушал.

В смиренье Ольга преклонилась:

Любовь со смертью примирилась:

И бесконечно далеко

От прежних ужасов и муки,

Он дышит ровно и легко,

Глядит, сложив покорно руки,

На Ольгу пристально, в упор;

И новой мыслью полон взор.

LIII